В движении вечном - [19]

Шрифт
Интервал

И снова улыбка чуть заметная в ответ:

— Пожалуйста.

Умело, ладно переступая, плавно кружат они в такт музыкальным аккордам. Вновь укутывая нежно, певуче манит чужая печаль, знакомая и близкая… В ней и скорбь, и кручина, и еще что-то высокое, светлое, что чарующей трепетной грустью так сладостно тешило душу… Вновь так близко горячее юное тело, но так горячо и так близко… как никогда.

У Игната были совсем другие, вполне конкретные планы на этот вечер. Он ведь и дружку Витьке еще утром признался, кого из «новеньких» присмотрел, между прочим, днями на поселковых дорожках. И вот в какой-то неуловимый миг эти конкретные планы долой, и он пригласил на первый же медленный танец именно ее…

Обычно у него было наготове несколько привычных первых фраз для завязки, обычно он легко и свободно обходился ими, тасуя по очереди, что не так приелось или просто по принципу, что первей на язык, то и сгодится. Но и здесь, словно без следа выветрило всю эту изрядно обветшалую словесную муть, и он задал, казалось бы, совершенно нелепый вопрос:

— Ты меня знаешь?

Правда, жила она в поселке недавно, может с полгода, как сюда переехали ее родители. Но… и кто же его, да не знает? На самой почетной школьной доске его симпатичная усмешка, рослый широкоплечий парень, со штангой в центнер справляется, спортсмен в районе известный. Соревнования тогда частенько на их стадионе проходили, все видели его победы.

— Кто ж тебя не знает?

И тот час душа на взлет у Игната:

— И я давно уже обратил внимание на такую симпатичную незнакомку. С первых секунд мечтаю познакомиться.

— Неужели?

— Я похож на обманщика?

— Кто ж тебя знает.

— Посмотри мне в глаза!

Мелькнув задорно своими карими искорками, она тихонько смеется:

— И что ж так? С первых секунд, а признаешься…

Здесь притворный вздох:

— Да вот… не мог осмелиться… никак.

— Ты?… ты — и такой несмелый? надо же!

— Так только сегодня, даже и сам себе дивлюсь…

Казалось, Игнат уже вошел привычно и окончательно в свою обычную роль кавалера бывалого и молодцеватого, как вновь, опять же и для себя совершенно неожиданно, словно и впрямь вследствие своей столь удивительной в этот вечер смелости, у него вдруг вырвалось:

— Так я тебя провожу сегодня?… можно?

Не любил он делать такие вот конкретные предложения во время танца, в особенности первого. Знал по опыту, что сейчас же начнется: «Не знаю…», «Может, и сама не заблужусь…», — и т. д., и т. п., и пошел себе вилять наугад непредсказуемый серпантин пресловутой женской логики. Попробуй-ка в ней разобраться, поэтому у него давно была отлажена своя собственная вот такая система. Присмотрел первым делом, пригласил на танец, познакомился. Пригласил на танец разок-другой еще… И лишь потом, судя по обстоятельствам, делал, наконец, окончательный вывод: а стоит ли, все-таки, поджидать ее после танцев на выходе из ДК?

Так и впрямь оно было вернее, но вот теперь это: «Так я провожу тебя сегодня?» — вырвалось и действительно словно вдруг. Словно вдруг, но и как естественное продолжение их разбитной непринужденной беседы.

… И внезапно холодком студеным темнеет лицо ее, опускаются живо карие глазки:

— Н-нет… не надо.

— Почему? — еще успел, поникло, спросить Игнат.

— Есть причины.

Кончился танец.

Быстрые импульсивные ритмы раз за разом чередовали лирические и грустные. Еще один танцевальный вечер близился к концу своим чередом, а Игнат печальным задумчивым флегматом все стоял и стоял неподвижно в своем обычном уголке зала.

— С какого фланга удар? — подходил к нему Витька, спрашивал. — Ну-ка, ну-ка, смотрю я на тебя…

— Ай, нашла… нашла, отчегось, меланхолия, — отвечал тот неохотно или вообще только молча пожимал плечами.

Витька был годом старше друга. Он тогда только закончил школу и теперь готовился к предстоящим вскоре вступительным.

— Тогда по домам? — предложил, наконец, он. — С такой физией ты здесь все равно, братец…

— Пойдешь науку зубарить?

— Сегодня вряд ли уже. Завтра с утра и пораньше.

— Ну… пошли.

Они вышли на широкое крыльцо. Стояла темная июльская звездная ночь. Звезды были так выразительны, так явственно ярки, что казалось и они в миллион огненных глаз с любопытством наблюдают чрезвычайно внимательно за всем тем, что происходит на этой удивительной планете.

— Постоим? — предложил Игнат. — Чувствую… чувствую до утра не уснется.

Он и впрямь заприметил ее, как только она появилась в поселке и пришла в параллельный 9 «В»-класс. Тоненькая стройная, она была неповторима милой прелестью смуглого с легкой раскосинкой кареглазого личика, глянцевым шелком густых темно-русых волос… И познакомиться он действительно предполагал на первом же школьном вечере, но как раз на ту субботу пришлись важные областные соревнования…

— Все, дружище, приветики! — сообщил сразу по приезду Витька, который был всегда в курсе его подобных планов. — Пошла твоя Юлия.

При этом он как-то по-особенному хмыкнул, разведя широко в стороны руки.

— С кем?!

— С Генкой… Артистом.

— А-а, ясно.

Генка Войтович по прозвищу «Артист» был признанный авторитет в амурных делах среди поселковых парней. Не было ничего удивительного, что это именно он перехватил девчонку. Поспел первый — что ж, твоя удача, отбивать в поселке было совершенно не принято.


Рекомендуем почитать
Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».


Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.