В движении. История жизни - [80]

Но я настаивал, и Рей пригласил меня к себе домой на обед, после которого я мог почитать то, что я написал, ему и его жене. Рея терзал тик, он конвульсивно подергивался, а в одном месте вдруг взорвался:

– Ну, это вы слишком!

Я остановился и достал красный карандаш.

– Что убрать? – спросил я. – Решать вам.

Но Рей сказал:

– Продолжайте читать.

Когда я дочитал до конца, Рей сказал:

– Все совершенно правильно. Но публикуйте не здесь. Пусть это выйдет в Англии.

Я отправил текст Джонатану Миллеру, которому моя работа понравилась, и он передал ее Мэри-Кей Уилмерс, которая (вместе с Карлом Миллером, шурином Джонатана) недавно основала журнал «Лондонское книжное обозрение».

«Тикун-Хохотун Рей» как текст отличался от всего, что я писал ранее, – это была первая полномасштабная история о том, как человек, несмотря на сложную неврологическую патологию, живет полной жизнью. То, как приняла эту историю читающая публика, заставило меня и дальше писать в таком же ключе.

В 1983 году Элхонон Голдберг, мой знакомый и коллега, который стажировался в Москве у Лурии, предложил мне организовать вместе с ним семинар в Медицинском колледже Альберта Эйнштейна, посвященный совершенно новой сфере в нейропсихологии; первым в этой сфере был Лурия.

Семинар был посвящен различным видам агнозии, нарушения процессов узнавания. Голдберг попросил меня дать пример агнозии, и я сразу же вспомнил одного из своих пациентов, учителя музыки, который перестал узнавать своих студентов (и вообще всех) визуально. Я описал, как доктор П. гладит по «головкам» гидранты и парковочные счетчики, ошибочно принимая их за детей, а также пытается дружески общаться с мебельными ручками и очень огорчается оттого, что они ему не отвечают. В один из моментов он даже принял голову своей жены за шляпу. Студенты, вполне сочувствовавшие серьезности положения моего больного, не могли при описании этой трагикомической ситуации удержаться от смеха.

До этого момента я и не думал писать развернутый текст по поводу доктора П., но, рассказав эту историю студентам, я вспомнил все детали этого случая и вечером полностью описал его. Назвав свою работу «Человек, который принял жену за шляпу», я отправил ее в «Лондонское книжное обозрение».

Летом 1983 года я на месяц уехал в центр «Голубая гора», убежище писателей и художников. Центр располагался на озере, где я с удовольствием плавал; кроме того, со мной был мой горный велосипед. До этого меня никогда не окружали писатели и художники, и я наслаждался комбинацией творческого одиночества, которое было мне гарантировано в течение дня, и веселого общения с жильцами центра в обеденное и послеобеденное время.

Тем не менее первые две недели жизни в «Голубой горе» были полностью испорчены для меня сильной болью: я перенапрягся на велосипеде и потянул спину. На шестнадцатый день я принялся за чтение мемуаров Луиса Бунюэля, где наткнулся на фразу, когда знаменитый режиссер говорит о том, как он боится потерять память и утратить ощущение собственной идентичности – как это произошло с его матерью, страдавшей деменцией. Эта фраза неожиданно заставила меня вспомнить о Джимми, страдавшем амнезией моряке, которого я начал наблюдать в 1970-е годы. Я сразу же принялся за работу, за двенадцать часов завершил ее, и к ночи передо мной лежал текст, который я озаглавил «Заблудившийся мореход». Начиная с семнадцатого дня по день тридцатый я ничего не писал. Когда меня спрашивали, продуктивным ли в творческом отношении было мое пребывание в «Голубой горе», я не знал, что ответить: у меня был один в высшей степени продуктивный день и двадцать девять дней, в течение которых я либо мучился от боли, либо ничего не делал.

Я предложил текст Бобу Сильверсу из «Нью-Йоркского книжного обозрения», и текст тому понравился, хотя он высказал интересную просьбу. Он поинтересовался:

– Могу ли я посмотреть ваши рабочие записи по этому пациенту?

Боб просмотрел мой рабочий журнал, который я заполнял каждый раз, когда приходил Джимми, и сказал:

– В некоторых ваших записях больше живости и непосредственности, чем в том тексте, что вы мне дали. Почему бы вам не использовать рабочие записи, вставив их в основной текст? У вас будет отчет о непосредственных реакциях пациента и одновременно размышления о его состоянии, написанные по прошествии нескольких лет[59].

Этому совету я последовал, и текст в феврале 1984 года был опубликован. Для меня это было источником огромного воодушевления, и в течение последующих восемнадцати месяцев я послал Бобу еще пять историй, которые сформировали ядро книги «Человек, который принял жену за шляпу». Поддержка Боба, его дружба, а также бесконечная забота и конструктивное редактирование достойны войти в легенду: однажды он позвонил, когда я был в Австралии, и спросил, не буду ли я возражать, если запятую в моем тексте он заменит на точку с запятой. И кроме того, он был вдохновителем многих эссе, которых я и не написал бы, не будь Боб рядом.

Я продолжал публиковать отдельные тексты (некоторые в «Нью-Йоркском книжном обозрении», другие в различных журналах, таких, как «Сайенсиз» и «Гранта»), не думая поначалу, что они могут быть каким-то образом объединены. Колин и Джим Зильберман, мой американский издатель, видели в них общность тона и чувства, но я пока не был уверен, поместятся ли они под одной обложкой.