В дураках - [3]

— Знаете, — замялся священнослужитель, — боюсь, мне не дозволяется ставить…

— Так ведь это всего лишь спички, — засмеялся О’Коннор.

— А взятки здесь берут?

О’Коннор недоумевающее вскинул бровь. Судья Комин снисходительно улыбнулся и покачал головой:

— Никаких взяток. В покере существует несколько определенных карточных комбинаций. Вот, смотрите… — Порывшись в портфеле, он извлёк белый линованный лист бумаги, достал из внутреннего кармана пиджака позолоченный механический карандаш и начал что-то рисовать на листке. Близоруко прищурившись и вытянув шею, священник заворожено следил за каждым его движением.

— Сверху я расписал для вас старшую комбинацию, «флеш-рояль». Она состоит из пяти последовательных карт одной масти. Самая высокая карта — туз. И, раз уж это последовательность, то остальные карты, соответственно, король, дама, валет и десятка. Так?

— Наверное, так, — неуверенно согласился священник.

— Затем, — продолжал объяснять судья, записывая на листке новые слова, — идёт «каре». «Каре» составляют четыре карты одного ранга. Четыре туза, например, или четыре короля или четыре дамы и так далее, вплоть до четырех двоек. Пятая карта может быть любой. Ну и, само собой разумеется, четыре туза лучше, чем четыре короля, не правда ли?

Священник кивнул.

— А теперь — «фул-хауз», — вклинился О’Коннор.

— Не торопитесь, друг мой, — поправил его судья Комин. — Далее следует «стрит-флеш».

Оплошавший О’Коннор с досадой хлопнул себя по лбу:

— А ведь верно! Вот я олух-то!

— Смотрите, святой отец, «стрит-флеш» очень похож на «флеш-рояль» — всё те же пять карт одной масти, следующие одна за другой. Единственное отличие — самая высокая карта здесь не туз.

И на листе под словом «каре» судья аккуратно вывел свои объяснения.

— А теперь «фул-хауз», о котором только что упомянул мистер О’Коннор. «Фул-хауз» — это комбинация, состоящая из трёх карт одного ранга и двух карт — другого. Итого — пять карт. Если, например, у вас оказалось три десятки и две дамы, то говорят, что у вас «фул-хауз» на десятках с дамами.

Священник опять кивнул.

Судья исписал весь лист, объясняя, что такое «флеш», «стрит», «тройка», «две пары», «пара» и «старший — туз».

— Очевидно, — подвел он черту, откладывая карандаш в сторону, — что «пара» или «старший — туз», а также комбинация разномастных карт, которую еще называют «ни рыба ни мясо», никуда не годятся, и вряд ли вы отважитесь на них ставить.

Священнослужитель не отрывал глаз от листа бумаги.

— Можно я буду в него подглядывать? — спросил он.

— Разумеется, — великодушно повёл рукой судья Комин. — Делайте с ним всё, что угодно. Он — ваш, святой отец.

— Ну… Раз уж мы играем просто на спички… — молвил падре, давая тем самым понять, что готов примкнуть к компании. Разве кто осудит дружескую игру в покер — ведь на кону всего лишь спички. Разделив их на три равные кучки, они отдались во власть покера.

Первые два раза священник быстро «сложил руку» и сидел, внимательно наблюдая, как его товарищи повышали ставки. Судья выиграл четыре спички. На третий раз Фортуна улыбнулась падре, и лицо его озарилось.

— Это ведь хорошая «рука»? — спросил он, доверчиво показывая карты судье и О’Коннору. «Рука» оказалась более чем хорошая — «фул-хауз» на валетах и королях. В сердцах судья Комин бросил свои карты на стол, а благодушный О’Коннор принялся увещевать церковного служителя:

— Всё верно, святой отец, «рука» действительно хорошая, однако вы ни в коем случае не должны показывать её нам, понимаете? Если мы будем знать, что у вас карты лучше, мы не поставим ни фартинга. Ваша «рука», она… она сродни тайне исповеди.

— Тайне исповеди, — ахнул священник. — Теперь мне всё ясно. Никому ни слова, да?

Он извинился, игра продолжилась. За час, что ехали до Тёрлса, они сыграли пятнадцать раз, и кучка спичек перед судьёй выросла в небольшую горку. Святой отец, похоже, витал в облаках и проигрывал последний шиллинг, а волоокий О’Коннор, допускавший слишком много ошибок, лишился половины своего «состояния». Лишь судья играл увлечённо и страстно — просчитывал всевозможные варианты, угадывал карты соперников, логически выверял свои действия. В очередной раз подтверждалась его теория о превосходстве вдумчивого расчёта над простым везением. Тёрлс остался позади, когда О’Коннор как-то сник и ушёл в себя. Два раза окликнул его судья, прежде чем О’Коннор очнулся.

— Я думаю, играть на спички не очень интересно, — признался он. — Давайте закончим?

— Ну, что касается меня, — возразил судья, — я и на спички играю с удовольствием.

Ещё бы он играл без удовольствия — он ведь беспрестанно выигрывал.

— Может, добавим в неё немного огня? — с затаённой надеждой спросил Тростинка. — Я вовсе не азартный человек, поверьте мне, но готов рискнуть парой шиллингов. Что в этом плохого?

— Воля ваша, — пожал плечами судья, — но должен напомнить, что вы проиграли мне несколько спичек.

— О, ваша честь, — О'Коннор одарил судью лучезарной улыбкой, — удача переменчива. Должно же и мне когда-нибудь повезти.

Но тут решительно воспротивился святой отец.

— В таком случае я — пас, — твердо сказал он. — У меня в кошелке всего-навсего три фунта, и на них нам с матушкой жить в Дингле все праздники.