В древнем царстве Урарту - [17]
Но «царь» услыхал ее голос. Забыв о том, что он должен быть грозным и жестоким, Таннау, широко улыбаясь, говорит своим «рабам»:
– Что же вы не догадались сделать звезды из глины? Глупые!
Тут «рабы» вскакивают и с веселым смехом бросаются в угол дворика, где замешана глина. Они начинают лепить звезды, а Таннау, бросив свой царский жезл и сняв тиару из ивовых прутьев, помогает им. Дети так увлечены, что и не замечают прихода Аблиукну.
– Если бы такими были наши цари, – вздыхает дед. – Если бы они умели прощать и жалеть людей…
Он тихонько привязывает к изгороди серого. Но тот издает трубный звук и сразу же выдает свое присутствие. Дети вскакивают и поспешно исчезают за калиткой. Таннау радостно бросается к деду:
– Что сказал тебе Иштаги? Он дал нам работу?
– А что ты сделаешь со звездами небесными? – спрашивает дед и ласково треплет курчавую голову внука.
– Я бы подвесил их под потолок, и они бы светили нам вместо фитилька.
– Вот так царь! – рассмеялся Аблиукну. – Разве есть такой бедный царь, у которого дворец освещен всего лишь одним фитильком? Там сотни великолепных светильников. Они светят, как звезды небесные.
– Я там не был, – оправдывается Таннау. – Я не знал, что там много светильников. А если бы я был царем, я бы приказал доставить мне звезды небесные. Они лучше светильников!
– Не забудь, мой мальчик, что звезды принадлежат великому Халду. Их нельзя трогать – они священны!
Дед поспешил в дом, а Таннау побежал за ним вприпрыжку.
– А что сказал тебе Иштаги?
– Иштаги сказал то же, о чем сообщил нам слуга его, – ответил Аблиукну, старательно разжигая огонь для светильника.
Два хороших кремня давали большие, светлые искры. Это помогло Таннау увидеть лукавую улыбку на лице деда.
– Будем делать царское оружие! – продолжил оживленно Аблиукну. – Будем шлем чеканить всем на удивление, а ножны для кинжала украсим чудо-птицей. Такие ножны, из чистого золота с чеканкой, Руса видел у царя скифского. Понравился ему тот кинжал, а велел сделать еще лучше и украсить камнями. Но беда в том, что не видел я тех ножен. А по рассказам Иштаги трудно понять, чего хочет царь.
– А мы на глиняной табличке сделаем рисунок и покажем его Иштаги, – предложил Таннау. – Если будет он пригоден, то так и сделаешь.
– Ты это хорошо придумал! – согласился дед. – Попробую я завтра сделать рисунок.
Старик зажег глиняный светильник и стал торопливо шарить у себя на груди. Затем он вытащил сверток и, развязав его, подал Таннау золотой перстень с чудесным синим камнем:
– Это священный камень, – сказал тихо старик, словно боясь, что его услышат и похитят драгоценность. – Он вылечивает от проказы и от многих других болезней. Если бы я имел этот перстень в тот год, когда пришла черная болезнь, то были бы живы твои родители, мой мальчик.
– Кто дал тебе этот перстень? Он волшебный? – спросил удивленный Таннау. – Я еще ни разу в жизни не видел такого чуда!
– Это дар царя за светильники, что мы с тобой сделали в дни первого новолуния. Мы делали их для храма, а попали они во дворец. Очень они понравились хранителю сокровищ, одноглазому Уаси. А он знает толк в таких вещах! «Твой труд должен принадлежать царю, – сказал мне Иштаги. – А Руса, говорит, доволен тобой, доволен, что сумел ты сохранить мастерство Аплая и продолжить его дело». А еще тобой поинтересовался царский наместник, – продолжал счастливый старик. «А кто, спрашивает, дело твое продолжит? Есть ли у тебя сын либо внук?» Я сказал, что все погибли в тот страшный год, когда черная болезнь ходила по нашим домам. «Один, говорю, есть у меня внук, мой Таннау. Искусен будет в литье, за то ручаюсь своей головой». – «Ну что ж, тогда поверю, если головой ручаешься», – посмеялся Иштаги. А когда смеялся, его толстый живот дрожал, как студень.
– Буду стараться – ты правду сказал, – ответил Таннау. – Ведь я твой внук, а тебя Аплай учил. Как же не быть мне искусным! – И мальчик с гордостью посмотрел на деда.
– Да ты и в самом деле молодец! – воскликнул Аблиукну. – Вот так Таннау! Был бы жив твой отец, похвалил бы тебя.
– А ты мне и дед и отец! – ответил радостно мальчик, снимая с ног деда потрепанные тростниковые сандалии. – Вот и вода здесь – я вымою твои ноги, – предложил он.
– Спасибо, мой друг, – вздохнул Аблиукну.
– Не будем печалиться, дедушка Аблиукну. Лучше поужинаем и сыграем на дудке Аплая. Хорошо сыграем, так, чтобы нам весело стало!
– На это я всегда согласен, – улыбнулся Аблиукну. – Я люблю песни молодости. Когда я слышу звуки свирели, забываю все горести, сразу молодею.
Разговаривая с дедом, быстрый и ловкий Таннау принес кувшин молока, сушеного винограда и свежих лепешек. Они поднялись на крышу дома и там, на мягкой войлочной циновке, под звездами, ужинали, прислушиваясь к вечерним голосам.
Вот звякнула колокольчиком корова в хлеву. Залаяла собака у соседа. Промчалась, цокая копытами, лошадь с запоздалым путником. И всем этим голосам неумолчно вторил ручей.
– Хорошо поет наш ручей! – заметил Аблиукну. – По вечерам его песня особенно звонка и приятна.
– Запоем вместе с ним под свирель, дедушка…
Но в это время где-то вдали запели девушки. Их чистые, звонкие голоса были так свежи и приятны… Аблиукну вытащил из рукава свою бронзовую дудку, и переливчатая свирель слилась с голосами девушек. Таннау запел вместе с ними, и дед заметил, что голос внука окреп и не уступал голосам девушек. На соседних крышах появились люди. Вечерняя прохлада и запахи душистого сена располагали к отдыху и покою, а что может украсить отдых лучше хорошей песни!
