В дороге - [19]

Перед работой сходятся и не первый уже день и месяц гадают: как быть? Ферму забрать на коллектив? С радостью отдадут. Но что от этого проку? От свиней в колхозе одни убытки. Взять бы трактора, землю, на ней корма выращивать, может, тогда бы…

Если бы да кабы… Неподалеку, в соседнем районе, по весне поделили колхоз. Свинарник назвали кооперативом «Озерный», коровник вроде «Надеждой», полеводческую и кормовые бригады тоже как-то красиво. Но по осени оказалось, что кормов вовсе нет. Скот пришлось отправлять на мясокомбинат. Остались пустые стойла и безработные люди.

Может быть, поэтому и здесь, в Павловском, дальше туманных рассуждений «если бы да кабы…» боятся идти. С тоскою ждут, что даст Бог ли, правление или другие власти. И не надо их особо винить. Они прожили жизнь в колхозе. Не хозяева — лишь работники.

Не лучше идут дела и на ферме крупного рогатого скота. И есть ли там выход? Что будет завтра с хутором Павловским и его людьми? Сомнений моих не мог рассеять и молодой председатель «Восхода», по образованию экономист. Да и в помощь ли образование, когда в стране один «экономический» закон: хватай за горло и требуй, тогда получишь. Селяне в таких вещах не больно сильны. Это не шахтеры, не авиадиспетчеры. Они терпеливы, судьбе покорны, легко поддаются на уговоры да обещания.

Может, и впрямь им дорога в батраки, а если помягче и без политической окраски, то — в наемные работники. Какими, к слову, и были они всегда. Лишь хозяин поменяется. Значит, должен прийти хозяин на хутор Павловский. Где он?

С одним из новых хозяев, В. С. Соловьевым, сидим мы и рассуждаем о жизни на селе. В прошлом работал Валентин Степанович экономистом, председателем колхоза, парторгом. Весной 1991 года взял землю и стал хозяйничать на ней вместе с двумя родственниками. Работой и результатами он доволен. В 1992 году 75 тонн пшеницы сдали государству, урожай озимки 32 центнера с гектара. Для здешних песков очень хорошо. Для трех работников 120 гектаров — это мало. Но кто еще землю даст? Вся она поделена на паи.

На дверях павловской почты видел я объявление: «Принимаю земельные паи у пенсионеров. Оплата по договору. Обращаться к В. С. Соловьеву». Тут же на почте, под теплой крышей поговорил я с двумя пенсионерами.

— Отдадите свой пай? — спросил я их.

— Не отдадим. Колхоз за газ доплачивает, зерно дает, солому, сено, выписывает мясо, молоко. А отдашь — и останешься с таком.

Все же шесть человек согласились отдать свои земельные паи. Соловьев заключил с ними договор, определив, сколько зерна, сена, соломы даст им осенью.

Сегодня отдали паи. Но ведь завтра могут забрать, как это сделали пенсионеры в Кузнецах. Верит ли Соловьев, что ему долго на этой земле работать? Конечно, нет. Будет ли он эту землю улучшать, удобрять, как положено рачительному хозяину? А ведь Гришин да Штепо по 12–16 культиваций проводили на своей земле, затратили немалые средства на дорогие химикаты, чтобы избавиться от сорняка, которого и на этой земле хватает. Вложишь деньги и силы, а завтра все это уже не твое. Соловьев это прекрасно понимает. Да и только ли Соловьев?

«Но что в самой России Америка может конкурировать с нами мукой, это уж совсем плохо. Оскудела она… по вине либеральных теорий людей шестидесятых годов, которые ввели безначалие в крестьянской среде под названием самоуправления и систематически разоряли людей общинным владением с присущими ему частыми переделами душевых наделов. Можно ли безнаказанно в течение 1/4 столетия вкривь и вкось вспахивать землю, выжимая из нее все соки и ничего ей не возвращая, а это делается на всей надельной русской земле. Это будет продолжаться, пока не введется подворный земельный надел… не подлежащий отчуждению… земля увидит наконец хозяина, благосостояние которого связано с ее обогащением, а не проходящую душу, которая ее царапает кое-как, зная, что она достанется другому», — писал граф И. И. Воронцов-Дашков Александру III.

С тех пор прошел целый век. Нынче новая земельная реформа. А где земля? У хозяина или у «души проходящей», которая поцарапает ее кое-как, засеет ячменишком и… что Бог даст.

Земли у Соловьева до обидного мало. Хотел он весной взять у колхоза на откорм по договору 130 голов крупного рогатого скота. В колхозе скот беспризорный, некому пасти. Соловьев с напарниками откормил бы его. Не вышло. Колхоз согласен, хуторяне против. Говорят, что выпасов самим мало. Пришлось отказаться. Откармливает полсотни свиней. Так что работают Соловьев с товарищами пока в четверть силы. А будут ли в полную силу работать? Этого не знает никто. Нет земли. Хотя вот она, во все стороны лежит. Но — чужая.

В правлении колхоза вместе с председателем начинаем прикидывать, гадая наперед, у кого из павловских или ольховских может дело пойти на своей земле.

— Братья Березнёвы, — в один голос говорят Соловьев и председатель.

— У Иванова должно получиться…

— В Ольховке есть толковый механизатор…

И смолкли.

Два просторных и людных хутора. Работники есть. Хозяев не можем найти. Наступила пора горестной жатвы. Долгие годы под корень выводили с нашей земли доброго хозяина. Вспомните, как рабочие продотряды под метлу очищали хозяйские закрома. Продразверстка. Начало пути. Потом началось вовсе страшное.