В дни поражений и побед - [10]

И перебросивши изумленному Николаю всю груду одежи, она быстро подбегает, распахивает калитку и, схвативши кое-как с веревок белье, бросается в комнаты. В ту же минуту капли крупного дождя забарабанили по крыше.

Юрий Борисович морщится, – придется переждать дождь.

Через полчаса гроза прошла, но стало уже совсем темно:

– Ну, я пойду, – сказал Агорский, вставая.

Едва сдерживая волнение, следит Эмма за тем, как направляется он к вешалке. И слышит оттуда через минуту встревоженный голос:

– Марья Сергеевна, вы не брали моего пальто?

– Нет, – удивленно отвечает та.

Агорский быстро выбегает на пустую улицу… Но кругом темно, тихо, ничего не видно и не слышно.

Воры скрылись.

XIV

Запыхавшись, порядком измокший, бежал Николай со своей увесистой и – главное – неудобной поклажей. Инсценировка кражи, повидимому, удалась как нельзя лучше.

Вот и курсы, но отчего там сегодня так темно? Должно быть электричество наверху попортилось.

Он постучал в крепкую дубовую дверь. Сначала отворилось небольшое окошечко, и выглянувшая голова спросила: «Кто идет?» – потом зазвенела цепь, дверь приоткрылась, и он вошел.

«Странно! – подумал Николай, – почему это на посту не курсант, а красноармеец хозкоманды».

Он пошел наверх, по лестнице, но в обширном помещении было тихо и темно. Ничего не понимая, он спустился вниз и спросил у часового:

– Где же курсанты?

– А где же ты был? – ответил удивленно тот. – Уже два часа, как курсы уехали на фронт.

У Николая опустились руки.

– Да они еще должно на вокзале, – прибавил тот, – на товарном, кажись.

Тогда Николай кинул свою поклажу с криком: «Сдайте каптеру!» – сам, как сумасшедший, сжимая сверток, помчался по темным улицам.

Он бежал версту, другую, третью, потом подлезал под вагоны, стукался о буфера и сцепы… Вот эшелон!

– В котором вагоне комиссар?

И сразу натолкнулся на Сергея.

– Николай! Наконец-то ты!

– Сережа! Вот… – задыхаясь говорил Николай и подал сверток. – Где Ботт?

– Ботта нет, он с другой половиной курсов уезжает под Жмеринку с Киева-пассажирского.

Они живо развернули синюю обертку свертка и при свете свечки увидели кипу приказов и карту с полной дислокацией частей Украины.

«Ого! – удивленно подумали они, – это – важная штука».

Паровоз загудел к отправлению. Сергей быстро схватил трубку полевого телефона и надавил вызывной клапан.

– Это кто?.. Это ты, Сержук? Скажи машинисту, чтобы до моего распоряжения эшелон задержался.

– Но ты-то кто? – спросил удивленный Николай.

– Комиссар отряда, – ответил за него Владимир.

Они выскочили и добрались до вокзала. Сергей по аппарату вызвал коменданта пассажирской.

– Вызовите срочно комиссара того отряда курсантов, что сейчас отправляется на фронт.

Прошла минута, две, три. Послышался снова звонок.

– Ну что?

– Поздно! – пропела мембрама. – Поздно, товарищ! Отряд курсантов уже за семафором.

«Что же делать? – подумал Сергей. – Ага! В Укрчека».

– Дайте город! Занято?.. Опять занято? О! чтобы вы все попропали!

– Товарищ комиссар! – с отчаяньем влетел дежурный. – На двадцать минут задержка эшелона… Сейчас у меня воинский, тоже на какой-то фронт. Скорей, пожалуйста.

– Ладно! – с досадой крикнул товарищам Сергей. – Он от нас не уйдет… Я телеграфирую из Коростеня. А теперь – едем!

Они быстро добежали до своего состава. И эшелон, рванувшись, помчался в темноту, наверстывая потерянное время. Сергей с нетерпением поджидал первой остановки. И вот, наконец, эшелон, властно заревев сиреной, криками голосов, стуком разгружаемых повозок, лязганьем стаскиваемых пулеметов, разбудил притаившийся опасливо небольшой вокзал.

Сергей – на телеграф.

– Срочную в Киев.

– Нет! – и телеграфист устало посмотрел на него. – Киевская опять не работает. Порвана. Теперь, должно, до утра.

– По Морзе?

– Нельзя! Разбит Левкой еще на прошлой неделе.

– А через Яблоновку?

– Через Яблоновку можно. Только…

– Передавайте живо!

– Только…

– Чего еще? – спросил недовольно Сергей.

– Кравченко там. Все телеграммы контролирует, и если у вас важная, то может и не пропустить.

– Какой еще, к чорту, Кравченко? – Сергей ничего не понимал.

– Кто его знает! – пояснил хмуро комендант. – Был красный, а теперь, вот уж третий день, не признает никого. Телеграммы проверяет и поезда пропускает не иначе, как обобрав.

– Так он – бандит?

– Не совсем… Ну, конечно, вроде этого. Да вы попробуйте, может и пропустит. Вот только что через него продовольственную получили.

«Чтоб он сдох!» – с сердцем подумал Сергей. Пробовать, конечно, не стал.

Вошел начальник отряда.

– Товарищ Горинов! Сейчас выступаем. Кучура три часа тому назад свалил под откос броневик. Там орудия…

– Родченко! – остановил Сергей одного из курсантов и отвел его в сторону. – Ты надежный малый. Останься здесь, и если до утра линия не будет исправлена, отвези этот сверток и телеграмму в Киев. Передай их в Укрчека, под расписку, и останься сам на курсах.

– Я на фронт с товарищами поеду, – резко ответил тот. – Отдай кому-нибудь из обозников.

– Родченко! – повторил Сергей твердо. – Я даю тебе поручение большой важности. Прочитай телеграмму и увидишь. А кроме того я тебе это приказываю. Понял теперь?

– Понял, товарищ комиссар. Будет сделано! – ответил тот, потом добавил: – И скотина ты все-таки, Сергей.