В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии - [33]

Мне бы очень хотелось переговорить с тобой лично, как можно скорее, и я страшно рад твоему обещанию навестить меня, переданному мне графом Черниным».

Ответ кронпринца был очень приветлив. Он шел нам навстречу, но ограничивался общими фразами. Было ясно, что немецким генералам удалось удушить его стремления в корне. Когда несколько времени спустя я встретил в Берлине Людендорфа, мои подозрения нашли себе подтверждение в словах, которыми он меня встретил: «Что это вы сделали с нашим кронпринцем. Ведь он стал совсем вялым. Но мы его опять накачали».

Игра продолжалась. В Германии за все время последней войны была одна только воля, и это была воля Людендорфа. Единой мыслью его была – борьба и победа.

IV. Румыния

Пост посла в Бухаресте осенью 1918 года. – Король Карл. – Тайное соглашение – клочок бумаги. – Братиану. – Румынское общество. – События в Сараеве. – Таке-Ионеску. – Внезапная перемена отношений после ультиматума. – Австрия сошла с ума. – Волна ненависти. – Король полон забот. – Кармен Сильва. – Нейтральность Братиану никогда не была искренней. – Королева Мария за войну. – Чернин интернирован. – Налеты цеппелинов на Бухарест. – Возвращение через Россию. – Три фазы дипломатических отношений. Венгрия должна пойти на уступки. – Сопротивление Тиссы. – О дипломатии. – Русские деньги.

1

Мое назначение посланником в Бухарест осенью 1913 года было для меня полной неожиданностью и совершилось против моего желания. Оно последовало по инициативе эрцгерцога Франца-Фердинанда. Я никогда не сомневался в том, что эрцгерцог когда-нибудь использует меня на политическом поприще, но не предвидел, что это случится еще при императоре Франце-Иосифе.

В оценке румынского вопроса в Вене тогда царило большое разногласие. Шла борьба между румынофильским и румынофобским направлениями. Представителем первого был эрцгерцог Франц и наряду с ним, хотя и в менее ярко выраженной форме, Берхтольд; представителем второго являлся Тисса, а с ним почти весь венгерский парламент. Первая группа стремилась к более тесному сближению Румынии с Австро-Венгрией, вторая думала заместить союз с ней союзом с Болгарией, но обе были преисполнены одним желанием – выяснить, наконец, как обстоит дело с союзом, и имеем ли мы по ту сторону Карпат друга или врага. Мой предшественник Карл Фюрстенберг давал в свое время по этому поводу совершенно ясный и правильный отчет, но он разделил судьбу многих послов. Ему не поверили.

Итак, положительная задача, поставленная предо мною, заключалась в том, чтобы исследовать на месте, имеет ли этот союз какое-либо практическое значение, а если я приду к отрицательному заключению, то предложить средства и пути, необходимые для того, чтобы сделать его жизнеспособным.

Я должен, кстати, заметить, что мое назначение посланником в Бухарест вызвало целую бурю в венгерском парламенте. Причиной этого возмущения, распространившегося по всей Венгрии, была написанная мною за несколько лет до того брошюра, в которой я в довольно энергичной форме нападал на мадьярскую политику. Я защищал точку зрения, что политика угнетения народов, населяющих Венгрию, не может долго продолжаться и что Венгрия сможет строить будущее только, если порвет с этой политикой и предоставит им полное равноправие.

Эту брошюру мне в Будапеште не могли простить, и члены венгерского парламента теперь опасались, что я открою в Румынии эру новой политики, которая по смыслу брошюры будет направлена против политики Вены и Будапешта. В это-то время я познакомился с Тиссой. У меня был с ним долгий и очень откровенный разговор, и я объяснил ему, что я должен буду и впредь стоять на точке зрения, выраженной в моей брошюре, потому что она соответствует моему твердому убеждению, но что я вполне понимаю, что с минуты принятия мною поста посланника я являюсь колесом большого государственного механизма и обязан лояльно поддерживать политику нашего министерства иностранных дел. Я и сейчас считаю такую точку зрения вполне правильной. Всякое единство в политике было бы нарушено, если бы каждый подчиненный служащий желал бы проводить в жизнь свои взгляды, независимо от того, правильны ли они или нет, и в качестве министра я сам никогда бы не потерпел посла, который пытался бы вести свою политику независимо от моей. Тисса просил дать ему честное слово, что я не буду пытаться идти вразрез с политикой Вены и Будапешта, и я согласился на это при условии, что престолонаследник примет такое разрешение вопроса.

Вслед за тем у меня был разговор также с эрцгерцогом, и он тотчас же вполне одобрил мою тактику, мотивировав свое отношение следующим образом: пока он только престолонаследник, он никогда не будет преследовать политики, противоречащей политике императора. Поэтому он и от меня не может ожидать иного поведения. Но если он вступит на престол, то он, конечно, будет стремиться к тому, чтобы провести свои собственные взгляды. Но в таком случае я буду уже не в Бухаресте, а, вероятно, в другом месте, в положении, дающем мне возможность поддержать его начинания. Эрцгерцог просил меня принять пост посланника из дружбы к нему, и я, наконец, решился послушаться его после того, как Берхтольд обещал мне не препятствовать моему уходу по истечении не более двух лет.