В дебрях Индии - [65]

Но сколько затруднений придется преодолеть для достижения результата! Удрученный гибелью самых дорогих ему иллюзий, он чувствовал необходимость по возвращении на борт увидеться с молодым Эдуардом, которого он полюбил с истинно отцовской нежностью; один вид этого юноши делал его моложе на двадцать лет благодаря воспоминаниям, относившимся к самому счастливому периоду его жизни. Но еще большее потрясение он испытал, когда увидел его сестру, прелестную Мэри. Он остановился, как громом пораженный и даже потерял на минуту способность говорить. Никогда еще природа не передавала такого разительного сходства от матери к дочери: это были те же самые черты лица, те же ласковые глаза, в которых отражалась вся девственная чистота ее души, то же ясное и приветливое выражение лица, те же прелестные очертания рта, те же мягкие и волнистые волосы такого же красивого цвета, как и у белокурых красавиц венецианских художников.

А когда прелестное дитя обратилось к нему — и тот же голос возник в его воспоминании — умоляя его со слезами спасти отца, он от всего сердца отвечал:

— Клянусь, что ваш отец будет жив, хотя бы для этого мне пришлось поджечь Индию со всех четырех концов.

Затем он напомнил им, чтобы они совершенно забыли здесь фамилию Кемпбелла, которая вызовет осложнение при исполнении данной им клятвы.

— Если, по несчастью, — сказал он им, — здесь на борту узнают, что вы дети коменданта Хардвар-Сикри, я не буду в силах защитить вас, несмотря на то, что я здесь хозяин; сохраните же за собой до новых распоряжений имя вашей матери. Я уверен, что оно принесет вам счастье, — добавил он с нежной улыбкой.

Крепость Хардвар находилась на равнинах Верхней Бенгалии на берегу реки Ганг, у выхода ее из верхних долин Гималаев. Ее трудно было бы взять, потому что она подобно орлиному гнезду была построена на вершине скалы, но гарнизон ее, не ожидавший восстания, был так быстро захвачен врасплох армией Нана-Сахиба, что не успел сделать необходимого запаса провизии, которой у него оставалось всего только на три месяца, тогда как осада длилась уже четыре месяца. Правда, все тотчас же согласились на половинную порцию, но тем не менее никто не верил, чтобы несчастные выдержали даже пятый месяц осады. Поэтому надо было спешить чтобы попасть туда вовремя.

В ту минуту, когда Коромандельский берег исчезал из виду, сливаясь с вечерним туманом, Барбассон постучался в дверь каюты, где Сердар сидел уже несколько часов.

— Командир, — сказал он, — вы забыли указать мне маршрут.

— Обогните остров Цейлон, избегая английской эскадры, которая здесь крейсирует, и держите затем путь на Гоа; это единственный порт, где мы можем высадиться… Сколько по-вашему, времени нужно «Диане», чтобы добраться до португальского порта?

— Если мы разведем все топки, то разовьем скорость в двадцать два узла и через пять дней будем в Гоа.

— Разводите все! — отвечал Сердар.

— Если ветер будет попутный и вы разрешите мне поднять паруса, то с парусами и паром мы выиграем целый день.

— Выигрывай день, выигрывай час… выигрывай все, что можешь… знай, что достаточно пяти минут промедления… чтобы произошло величайшее несчастье.

— Довольно, командир! «Диана» покажет вам сегодня, на что она способна.

В новом предприятии, задуманном Сердаром, у него не только не было союзников, но даже среди окружающих его людей он мог встретить врагов. Это повергло его в такое отчаяние, что он решил во всем открыться Нариндре. Последний если даже и откажется помочь ему в спасении человека, опозоренного во всем мире убийствами в Хардваре, не сделается во всяком случае его противником, а потом, кто знает? Привязанность и слепая преданность, какие маратх питал к Сердару, смягчат, быть может, ненависть к чужеземцу, и тогда он решится оказать Сердару помощь, незаменимую в этом случае.

В Сами он был уверен; юноша жил и дышал только своим господином, которого он почитал, как бога, а втроем спасение майора становилось возможным. Но чтобы привлечь Нариндру на свою сторону, необходимо было открыть ему всю свою прошлую жизнь, свои страдания, свои испытания, надо было сообщить ему о том несчастном событии, которое разбило всю его жизнь; он обязан был все сказать, чтобы индус мог понять причины, побуждающие его спасти майора, прав он или виноват.

Не зная, что предпринять, он долго ходил взад и вперед по своей гостиной, примыкающей к каюте, куда удалялся обычно, когда ему становилось грустно. Взвесив по зрелом размышлении все обстоятельства, которые обязывали его довериться маратху, чтобы не остаться одному и не потерпеть неудачи в этом предприятии, он все еще не мог побороть своей нерешительности, своей стыдливости, когда на палубе послышался вдруг чей-то нежный и чистый голосок.

Это пела Мэри. Сердар остановился, взволнованный и дрожащий, и стал прислушиваться. Она пела старинный бургундский романс, трогательная мелодия которого так часто убаюкивала его в старинном замке Морвен, где он родился;

О, нежная сестра кустарников цветущих,

Боярышник чистейшей белизны,

Вдыхая аромат твоих цветов душистых,

Склоняюсь пред тобой… Мой трепет слышишь ты?