В дебрях Индии - [113]

Как бы усилились их опасения, если бы они подозревали о той роли, которую негодяй Рам-Шудор согласился играть в этих событиях! Из-за великодушия своего характера и ловкости, с какой презренный играл свою роль, они приняли его сторону, когда скептик Барбассон выразил недоверие к этой комедии. Но всякий мог бы тут ошибиться: ни один факир, ни один индус, каким бы негодяем он ни был, не осмелится нарушить «страшную» клятву и тем самым попрать не только религиозные верования, но и все кастовые традиции, все понятия о чести своей страны. Один только тхуг способен на подобную вещь, а они не знали, что мнимый факир принадлежал к этой всеми презираемой касте. Власть клятвы над индусами всех каст такова, что Рам-Шудор наотрез отказался бы, если бы от него потребовали поклясться именем богини Кали, а если бы он произнес требуемую клятву, то ничто в мире, даже месть родных, не заставило бы его нарушить ее.

За некоторыми весьма редкими исключениями, примерами которых могут служить Рама и Нариндра, вопрос о чести в Индии является всего лишь формальностью; человек может быть честным или бесчестным в зависимости от клятвы, которую он произнес. Несмотря, однако, на то, что присущая им наблюдательность была усыплена, они чувствовали инстинктивное отвращение к Рам-Шудору, а потому были очень довольны, когда Сердар согласился взять его с собой вместо того, чтобы оставить в Нухурмуре, где он мог поддаться искушению (по их мнению, по крайней мере) и воспользоваться известной ему тайной, чтобы получить от англичан обещанную премию за поимку Сердара и Нана-Сахиба. Теперь же они могли следить за всеми его поступками и при малейшем подозрении обезвредить его.

Но оказалось, что в этом случае они столь же ошибались, сколь и были правы, ибо задуманный Кишнайей план был так ловко составлен, что представлял собой обоюдоострое оружие. Оставшись в Нухурмуре, Рам-Шудор предавал Нана-Сахиба, отправившись же на «Диане», он готовился предать Сердара. Нариндра и Рама не предвидели возможности первого факта; что касается второго, то, почувствовав недоверие, они выискивали доказательства его справедливости.

С тех пор как они покинули Гоа, недоверие их все более усиливалось. Кроме тощего тела ничто в Рам-Шудоре не напоминало факира. Люди этого сорта, воспитанные в походах, привыкшие к общению с брахманами, приобретают известного рода привычки, чего они не замечали в нем. Факиры совершают утром и вечером известные обряды, которые предписываются им религией; утром при восходе солнца и вечером при его заходе они простираются ниц, преклоняясь перед Индрой, богом света и огня; три раза в день они читают гимны Веды в честь своих предков, а всякое дело и всякий поступок в своей жизни сопровождают чтением мантр — заклинаний, призывающих на помощь добрых духов и отгоняющих злых. Ничего этого не исполнял Рам-Шудор; он был, по-видимому, так далек от всех перечисленных обычаев, что это на второй же день бросилось в глаза Раме и Нариндре, и они тотчас сообщили друг другу о своих подозрениях.

Одним словом, Рам-Шудор имел так мало общего с факирами, что не знал даже самых простых правил для исполнения взятой им на себя роли. Друзья пришли к этому заключению после двадцати четырех часов пребывания на борту, где все так тесно соприкасались друг с другом, что не имели возможности уединиться.

Но если Рам-Шудор — не факир, в чем нельзя было сомневаться, если он только выдал себя за такового, чтобы лучше скрыть свои намерения, то кого хотел он обмануть и в чью пользу совершал этот обман?

Эти вопросы Нариндра и Рама поставили друг другу на второй вечер, когда они, удалившись в каюту, делились своими впечатлениями. Первый вопрос был ясен: Рам-Шудор никого не мог иметь в виду кроме Сердара, по крайней мере на борту «Дианы». Только этот человек, который играл такую выдающуюся роль в войне за независимость и прославился своими подвигами, который приобрел множество врагов, с ожесточением преследовавших его, мог представлять интерес для предателя. Что касается второго — в чью пользу действует мнимый факир, то они также пришли к весьма точному логическому заключению, как показывают уже нам известные события.

Рам-Шудор, пойманный врасплох в Нухурмуре, еще тогда сознался, что он агент Кишнайи, а потому нетрудно было догадаться, в чью пользу действовал предводитель тхугов. Это мог быть только сэр Уильям Браун, губернатор Цейлона, который еще раньше пользовался услугами Кишнайи, чтобы завладеть Сердаром, когда последний был приговорен к смерти вместе с Нариндрой спасен Рамой-Модели и Ауджали.

Настойчивость, с которой Рам-Шудор просил Сердара взять его с собой, также указывала на его намерения. Накануне отъезда он мог незаметно пройти ночью через внутреннюю долину и явиться к предводителю тхугов, который, выбирая между Нана-Сахибом и Сердаром, поручил своему верному шпиону предать Сердара Уильяму Брауну, а сам намеревался воспользоваться отсутствием защитников и завладеть принцем.

Придя к такому заключению, друзья решили посвятить весь следующий день неустанному наблюдению за Рам-Шудором, не привлекая к себе его внимания. Решено было также предупредить Сердара и употребить все свое влияние на него, чтобы заставить его запереть мнимого факира на все время, пока не закончится экспедиция на Цейлон.