В дебрях Борнео - [51]

Отойдя на полмили от островка, отряд наткнулся на довольно глубокую протоку. Пришлось остановиться. Негрито, шедшие впереди, принялись за поиски брода. Один из них (родной брат старого соратника Каммамури, вождя племени негрито), еще молодой воин по имени Ма-Куо, отличавшийся исключительной смышленостью и проворством, первым вошел в воду, нащупывая дорогу шестом. Отряд с живым интересом наблюдал за всеми его манипуляциями. Продвинувшись благополучно на несколько шагов, молодой негрито вдруг подпрыгнул с жалобным криком.

— Его ужалила змея! — вскрикнул Янес.

— Упас! Упас! — кричал Ма-Куо, лицо которого сразу словно покрылось налетом серого пепла.

И, наклонившись, он вынул дрожащими руками из воды обломок стрелы даяков. Глядя на этот небольшой кусок дерева, негрито бормотал, при этом голос у него становился с каждой секундой все более глухим:

— Упас! Упас! Отравленные стрелы! Много, много! Нога… больно… Янес, щеголявший все время похода в огромных болотных сапогах

с подошвами из кожи носорога, прыгнул в воду и подхватил уже готового упасть карлика. Под его тяжелыми сапогами поминутно ломались раздавленные сапогами наконечники стрел, но они не причиняли португальцу ни малейшего вреда. Подняв Ма-Куо, как ребенка, Янес отнес его на более мелкое место, где несчастного окружила толпа. Сапогар поддерживал обессилевшего беднягу.

— Он умирает, — печально сказал, глядя на брата, вождь негрито. — Стрела впилась ему в ногу. Яд вошел в кровь. Его ждет смерть через несколько минут.

— Неужели нельзя спасти несчастного? — пробормотал Янес. Сандакан пожал плечами:

— Чем? Какими средствами? Упас — страшный яд, ты знаешь сам! Еще будь у нас под руками спирт… Я видел, как знахари даяков буквально накачивают колоссальным количеством спирта раненых, и бывают случаи, что яд этим обезвреживается. Но у нас спирта нет. Да и поздно. Он мертв…

В самом деле, молодой негрито, которого его товарищи поддерживали за руки, вдруг вздрогнул, тело его выгнулось, как туго натянутая тетива, потом с его побелевших уст сорвался тихий стон, голова бессильно повисла. Он был мертв.

По приказанию Сандакана соплеменники погибшего подняли его труп и отнесли обратно к только что покинутому острову. За пять минут женщины негрито, роя землю голыми руками, с поразительной быстротой выкопали там могилу. Еще пять минут, и только небольшой холм влажной земли свидетельствовал о том, что еще одну жертву потребовал рок…

— Что же мы теперь будем делать? — спросил задумчиво бродившего по острову Сандакана Янес. — Похоже, ночью грек засеял отравленными стрелами все подступы к острову. Разведчики указывают на целые полосы земли, куда теперь не осмелится ступить ни один негрито, боясь подвергнуться такой же участи, какая постигла Ма-Куо!

— Подожди, не торопись! Во всяком случае, это нас не остановит» И верно, через час отряд опять тронулся в путь. За это время ассамцы и малайцы, действуя крисами, тарварами и парангами, из молодых стволов деревьев, покрывавших островок, срубили несколько переносных мостов. Таща эти мосты с собой, отряд добрался до места, где погиб несчастный негрито. Там, как только с помощью шестов на дне обнаружили отравленные стрелы, мостки опустили в воду и негрито стали перебираться по ним, боязливо косясь на воду, таящую смерть. По мере прохода негрито вперед малайцы и ассамцы, которым нечего было бояться отравленных стрел, так как все они были обуты в сапоги с толстыми подошвами, поднимали пройденные уже мостки, заносили их вперед и укладывали на нужное место. Таким образом марш по направлению к Голубому озеру, хотя и медленно, но продолжался, и Сандакану удалось провести свой отряд без дальнейших злоключений и потерь. К вечеру того же дня, оставив позади все еще залитую водой равнину, Сандакан выбрался на возвышенную местность, и, выбрав с обычными предосторожностями место для ночлега на вершине одного из холмов, расположился там лагерем.

Очень скоро люди, утомленные трудным переходом этого дня по болотам, предались отдыху и сну. Только Сандакан не смыкал глаз всю ночь.

Держа в руках блестящий клинок с осыпанной драгоценными камнями рукояткой, он бродил по лагерю, от костра к костру, и пристально всматривался в ночную мглу блестящими глазами. Ему чудилось, что он уже видит Голубое озеро, на берегах которого прошло его счастливое детство. Ему чудились очертания мирных поселков, которыми некогда владел его отец. Казалось, он слышит голоса носящихся в воздухе вокруг сонного лагеря неисчислимых теней.

Сжимая рукоятку меча, Сандакан стоял неподвижно, как изваяние.

…Тени, тени крутом. Тени давно ушедших из жизни людей. Тени дорогих, близких, любимых…

Вот статный воин с горящим властным взором, с золотым щитом и копьем в руках, с золотой диадемой на голове.

Кажется, он манит, он зовет Сандакана, указывая ему туда, где лежит Голубое озеро.

— Иду, отец! — шепчет Сандакан.

Вот прекрасная женщина, держащая в объятиях крошечного, весело смеющегося ребенка, что-то лепечущего, куда-то тянущегося ручонками.

— Я отомщу за тебя, мать! — шепчет Сандакан.

Костры лагеря то разгораются, то почти угасают. Дым поднимается к темному небосводу и расплывается в вышине бесформенными клубами. Иногда вспыхнет искорка, вырвавшись из костра, и, поднявшись высоко-высоко, к звездам, погаснет в небе. Иногда тревожно забормочет во сне какой-нибудь воин или заплачет ребенок, прикорнувший на груди женщины из племени негрито. А Сандакан, сжимая в руке свой грозный меч, все стоит на холме, всматривается в таинственные дали и шепчет что-то…