В дебрях Африки - [39]

Решид мигнул товарищам-старшинам, и все они рванулись вперед, упали к моим ногам, умоляя о пощаде, энергично ругали воров и убийц, но клялись, что отныне они будут вести себя лучше, лишь бы на этот единственный раз я даровал им прощение.

В эту минуту лица занзибарцев представляли интереснейшее зрелище: все глаза расширились, губы плотно сомкнулись, щеки побледнели, как будто электрическая искра зажгла во всех одно и то же чувство!

— Довольно, ребята! Берите своего товарища, его жизнь в ваших руках. Но вперед, смотрите, у меня будет только один закон для каждого, кто украдет ружье, — веревку на шею и смерть.

Тут произошла такая трогательная сцена, что я изумился: у многих по щекам текли крупные слезы, а глаза у всех были влажны под наплывом страстного чувства благодарности. Шапки и чалмы полетели вверх, люди потрясали ружьями и, подымая прямо руки, восклицали:

"Покуда жив "Белая шапка", никто не покинет его! Смерть тому, кто покинет Була-Матари! Веди нас к Ньянце! Покажи только дорогу, теперь мы все пойдем!"

Нигде я не видывал такого взрыва чувства, исключая разве Испании, когда республиканцы разражались бурными восклицаниями в ответ на какую-нибудь великолепную речь, в которой призывали их грудью стоять за новую веру и свободу, равенство и братство.

Плакал также и дезертир; когда с него скинули петлю, он стал на колени и поклялся умереть у моих ног. Я пожал ему руку и сказал:

— Это божье дело, бога и благодари.

Снова прозвучала труба, но теперь уже веселыми звуками. Все разошлись по местам, носильщики быстро взвалили на плечи свои тяжелые ноши и пошли вперед, радуясь, точно на празднике. Офицеры одобрительно улыбались. Никогда еще в лесных дебрях на Конго не бывало столько счастливых людей, как в это утро.

Пешая и речная колонны через час, почти одновременно, достигли Ленды. Эта река, шириной около 100 м, по-видимому, очень глубокая. На западном берегу реки расположилась небольшая деревня, банановые рощи которой давно уже были обобраны дочиста.

По окончании переправы я позволил людям пошарить по окрестностям, чтобы добыть пищи. Одни пошли по северному берегу, другие по южному, но еще задолго до наступления ночи все вернулись, не найдя ни малейших следов съестных припасов.

22 сентября. Пока мы по обыкновению подвигались вперед водой и сушей, я раздумывал, что только четыре дня назад, 18-го числа, я оставил на попечение араба пятьдесят шесть человек больных, а сегодня, глядя на своих людей во время переклички, я заметил около пятидесяти человек, уже совершенно ослабевающих. Даже наиболее крепкие и благоразумные из них были изнурены продолжительным недостатком пищи. Идти дальше по таким местам, опустошенным искателями слоновой кости, казалось мне просто немыслимо. По счастью, однако же, дойдя до Умени, мы нашли там достаточно припасов, чтобы прокормиться целый день, и надежда снова оживила нас. На другой день сбежал некий Абдалла, по прозвищу Горбатый.

На реке в быстрине мы попали между камней: пришлось разгружать челноки, перетягиваться по бечеве, и, наконец, впереди открылся водопад метров двенадцать высотой, а перед ним и за ним еще множество порогов.

Можно бы думать, что в этих местах Итури превращается уже в незначительную речку; но, увидев, какая сила воды стремится через третий большой уступ, мы должны были согласиться, что Итури и здесь еще очень мощная река.

24-го мы провели день в розысках пищи, в проведении дороги через лес мимо порогов и в развинчивании вельбота для переноски его по частям. Пионеры притащили довольно большое количество бананов, остальные три отряда ровно ничего не нашли. Утесы, торчавшие из-под воды на этих порогах, состояли из красноватой слоистой породы.

На другой день мы миновали и третий водопад и остановились в старом арабском лагере. В течение этого дня никакой пищи не найдено.

На следующий день — новая гряда порогов, опять несколько раз разгружали и снова нагружали челноки и после усиленных трудов и возни, сопряженной с перевалом через опасные пороги, достигли ночлега напротив Аватико.

Как полезны были нам вельботы и челноки, ясно уже из того факта, что для переноски всех наших 227 вьюков нам приходилось три раза пройти одно и то же пространство. Даже и с помощью флотилии эта переноска заняла всех годных людей вплоть до ночи. Люди так отощали от голода, что более трети всего персонала едва могли передвигаться с места на место. Мне самому в этот день с утра до ночи досталось всего только два банана. Некоторые из занзибарцев по два дня уже совсем ничего не ели, а этого довольно, чтобы надорвать самые крепкие силы. Партия фуражиров из отряда № 1 переправилась через реку к селению Аватико и нашла там немного совсем еще неспелых плодов; они взяли там в плен женщину, которая уверяла, что знает такое место, где бананы бывают длиной больше 30 см, и может провести нас туда.

27 сентября мы дневали в лагере. Я послал лейтенанта Стэрса далее по берегу, а 180 человек отрядил за реку искать пищи, дав им женщину в проводники. Стэрс вернулся с известием, что ни одного селения впереди не видать, но зато он встретился с партией слонов, от которых едва спасся. Занзибарцы же принесли столько бананов, что на каждого человека пришлось от шестидесяти до восьмидесяти штук. Если бы они придерживались такой же благоразумной экономии, как и мы, гораздо меньше было бы несчастий и страданий; но аппетит у этого народа какой-то неудержимый. Количества пищи, беспристрастно всем розданной, могло бы хватить им на шесть или восемь дней, но некоторые из них даже и спать не ложились, а все продолжали есть, надеясь, что когда опять придет нужда, то бог пошлет им пищи, лишь бы хорошенько попросить его об этом.