В дебрях Африки - [90]

– Йанцыг! Йанцыг!

– И если принесете ему сухой муки из бананов, куриных яиц, свежего молока и меду.

– Йанцыг! Йанцыг!

– Так подойдите же и падите ниц перед ним.

М’Руа и его воины зашевелились и, не переставая повторять «Йанцыг! Йанцыг!», сделали осторожно несколько шагов вперед. Суеверный страх перед Мзиму и перед слоном сдерживал их движения. Вид Саба тоже перепугал их, так как они приняли его за «вобо», то есть за большого желто-серого леопарда, который водится в тех местах и в Южной Абиссинии и которого местные жители боятся больше, чем льва, потому что он предпочитает человеческое мясо всякому другому и с неслыханною дерзостью нападает даже на вооруженных мужчин. Они успокоились, однако, видя, что маленький пузатый негритенок держит страшного «вобо» на веревке. Во всяком случае, это только усугубило их представление о могуществе «доброго Мзиму» и белого господина и, глядя то на слона, то на Саба, они перешептывались: «Если они околдовали даже вобо, так кто же на свете может им сопротивляться?» Но самый торжественный момент наступил тогда, когда Стась, повернувшись к Нель, сначала низко поклонился, а потом раздвинул устроенные в виде занавески стенки паланкина и показал глазам собравшихся «доброе Мзиму». М’Руа и все воины пали ниц. Никто не смел пошевелиться, а страх, овладевший сердцами, стал еще больше, когда Кинг, по приказу ли Стася или по собственному желанию, поднял кверху хобот и затрубил, а Саба ответил ему басом. Изо всех уст вырвался точно молящий стон: «Ака! Ака! Ака!» И это продолжалось до тех пор, пока Кали опять не заговорил:

– О М’Руа и вы, дети М’Руа! Вы отдали должную честь «доброму Мзиму», так встаньте, смотрите и насыщайте им глаза ваши. Изгоните страх из грудей и животов ваших и знайте, что там, где пребывает «доброе Мзиму», кровь человеческая не может пролиться.

В ответ на эти слова, а особенно на заявление, что рядом с «добрым Мзиму» никого не может постигнуть смерть, встал М’Руа, а за ним остальные воины и стали смотреть на «доброе божество».

Стась не переставал следить за всем, что происходило. Он заметил, что один из негров, одетый в остроконечную шапку из мышиных шкурок, вслед за последними словами Кали отделился от толпы и ползком, как змея в траве, направился к отдельно стоявшей в стороне хижине, окруженной высоким частоколом, обвитым вьющимися растениями.

«Доброе Мзиму» между тем, хотя и очень смущенное ролью божества, протянуло, по совету Стася, свою маленькую ручку и стало приветствовать негров. Черные воины радостно следили глазами за каждым движением этой маленькой ручки с глубокой верой, что в ней заключаются «могущественные чары», которые защитят их и охранят от множества бед. Некоторые, ударяя себя в грудь и по бедрам, говорили: «О мать! Теперь-то нам будет хорошо, – нам и нашим коровам!» М’Руа, оправившись совсем от страха, подошел к слону, еще раз низко поклонился «доброму Мзиму», а потом Стасю и обратился к нему с такими словами:

– Хочет ли Великий Господин, который везет на слоне белое божество, съесть кусок М’Руа и согласен ли он, чтобы М’Руа съел кусок его и чтобы они стали братьями, между которыми нет лжи и измены?

Кали тотчас же перевел эти слова, но, видя по лицу Стася, что у того нет ни малейшей охоты «скушать кусок» М’Руа, обратился к старому негру с такими словами:

– О М’Руа, неужели ты думаешь, что белый господин, столь могучий, что его боится слон, Великий Господин, у которого в руках гром, убивающий львов, которому виляет хвостом «вобо», который пускает огненные змеи и ломает скалы, может заключать братство крови с первым попавшимся царьком? Подумай, о М’Руа, не наказал ли бы тебя великий дух за дерзость и не довольно ли с тебя будет чести, если ты съешь кусок Кали, сына Фумбы, повелителя ва-химов, и если Кали, сын Фумбы, съест кусок тебя?

– А ты не невольник? – спросил М’Руа.

– Великий Господин не похитил Кали и не купил его, а спас ему жизнь, и потому Кали ведет «доброе Мзиму» и господина в страну ва-химов, чтобы ва-химы и их повелитель Фумба оказали им почет и принесли богатые дары.

– Тогда пусть будет так, как ты говоришь, и пусть М’Руа съест кусок Кали, а Кали – кусок М’Руа.

– Пусть будет так! – повторили все воины.

– Где же колдун? – спросил царь.

– Где колдун? Где колдун? Где Камба? – стали повторять многочисленные голоса.

Но вдруг произошло нечто такое, что могло совершенно изменить положение, нарушить дружеские отношения и вооружить негров против пришельцев. В стоявшей поодаль и окруженной отдельным частоколом хижине послышался вдруг адский треск. Он был похож не то на рев льва, не то на гром, не то на грохот барабана, не то на хохот гиены или вой волка, не то на пронзительный скрип ржавых железных петель. Услышав эти ужасные звуки, Кинг начал рычать, Саба лаять, а осел, на котором сидел Насибу, реветь. Воины вскочили как ужаленные и вырвали копья из земли. Поднялось смятение. Стась услышал беспокойные возгласы: «Наше Мзиму! Наше Мзиму!» Почет и расположение, с каким негры смотрели на пришельцев, исчезли в одно мгновение. Глаза дикарей стали бросать подозрительные и неприязненные взгляды. В толпе стал подыматься грозный ропот, а страшный треск в одинокой хижине все усиливался.