В дебрях Африки - [19]

– Ружье-то есть, да я не умею стрелять из него. Может быть, вы умеете?

Хамис кое-как, может быть, и сумел бы, так как Стась несколько раз открывал и закрывал при нем свой штуцер; но ему жаль было собаки, к которой он успел привязаться, ухаживая за ней до приезда детей в Мединет. К тому же он превосходно знал, что оба суданца не имели ни малейшего понятия о том, как обходиться с оружием новейшей системы, и не смогли бы с ним справиться.

– Если вы не умеете, – сказал он, хитро улыбаясь, – тогда собаку может убить только этот маленький «нузрани»[22], но это ружье может выстрелить несколько раз сряду, и я не советую вам давать его ему в руки.

– Упаси Аллах! – ответил Идрис. – Он бы перестрелял нас, как коз.

– У нас есть ножи, – заметил Гебр.

– Попробуй. Только помни, что у тебя есть еще и горло, которое собака растерзает прежде, чем ты ее заколешь.

– Так что же делать?

Хамис пожал плечами.

– Зачем вам непременно убивать эту собаку? Если даже вы засыплете ее потом песком, все равно гиены вытащат ее, погоня найдет ее кости и будет знать, что мы не переправились через Нил, а бежали по эту сторону реки. Пусть она следует за нами. Всякий раз, когда бедуины пойдут за водой, а мы спрячемся в какое-нибудь ущелье, вы можете быть уверены, что собака останется при детях. Аллах! Лучше, что она прибежала теперь, а то она повела бы погоню по нашим следам до самой Берберии. Кормить ее вам не придется, потому что если ей не хватит остатков от нашей еды, то справиться с гиеной или шакалом ей будет нетрудно. Говорю вам, оставьте ее в покое, и не стоит терять время на разговоры.

– Пожалуй, ты и прав, – согласился Идрис.

– Если я прав, то я дам ей воды, чтоб она сама не бегала к Нилу и не показывалась в деревнях.

Таким образом решилась судьба Саба, который, отдохнув немного и поев, в одно мгновенье выхлебал миску воды и с новыми силами побежал за верблюдами. Караван выехал на высокое плоскогорье, на котором ветер уложил волнистыми грядами песок и с которого видна был, по обе стороны огромная равнина пустыни. Небо стало как бы перламутровым. Легкие тучки, сбившись в кучу на востоке, отливали опаловым блеском, а потом сразу вспыхнули, точно обрызганные золотом. Блеснул один луч, потом другой, и солнце, как всегда в южных странах, где почти нет ни сумерек, ни рассвета, не взошло, а вспыхнуло из-за облаков, как столб огня, и залило ярким светом горизонт. Повеселело небо, повеселела земля, и неизмеримое песчаное пространство открылось взорам людей.

– Надо мчаться что есть мочи, – сказал Идрис. – Здесь нас могут заметить издалека.

Отдохнув и вдоволь напившись, верблюды неслись с быстротой газелей. Саба отставал от них, но опасаться, чтобы он заблудился и не догнал их на первом привале, не приходилось. Дромадер, на котором ехали Идрис со Стасем, бежал рядом с верблюдом Нель, так что дети могли свободно переговариваться. Сиденье, которое устроили суданцы, оказалось превосходным, и девочка выглядела в нем действительно как птичка в гнездышке. Она не могла выпасть, даже когда спала, и езда мучила ее гораздо меньше, чем ночью. Яркий свет дня придал обоим детям бодрость. В душе у Стася зародилась надежда, что если Саба их догнал, то погоне это тоже удастся. Этой надеждой он поспешил поделиться с Нель, которая улыбнулась ему в первый раз после их похищения.

– А когда нас догонят? – спросила она по-французски, чтоб Идрис не мог их понять.

– Не знаю… Может быть, еще сегодня, может быть – завтра, а может быть – через два или три дня.

– Но назад мы не будем ехать на верблюдах?

– Нет. Мы доедем только до Нила, а потом по реке до Эль-Васта.

– Это хорошо. Ах, как хорошо!

Бедной Нель, которая прежде так любила ездить на верблюдах, видно, эта езда уже порядком надоела.

– По Нилу… до Эль-Васта, и к папочке! – повторила она сонным голосом.

И так как на последнем привале она не выспалась как следует, то опять заснула глубоким сном, каким засыпают под утро, после большой усталости. Бедуины между тем погоняли все время верблюдов, и Стась заметил, что они направляются в глубь пустыни. Желая поколебать в Идрисе уверенность, что они смогут избежать погони, и вместе с тем показать ему, что он сам не сомневается, что их догонят, он обратился к нему:

– Вы отъезжаете от Нила и от Баар-Юссефа, но это вам нисколько не поможет. Ведь вас не станут искать по берегу, где деревни лежат одна около другой, а будут искать в глубине.

Идрис спросил:

– Почему ты знаешь, что мы отъезжаем от Нила? Берегов его ты ведь не можешь отсюда видеть.

– Потому что солнце, которое теперь на востоке, греет нас в спину; это значит, что мы повернули на запад.

– Умный ты мальчишка! – проговорил Идрис не без уважения. Но тотчас добавил: – Но все-таки ни погоня нас не догонит, ни ты не убежишь.

– Нет, – ответил Стась, – я не убегу, разве что с нею.

Он указал на спящую Нель.

До полудня они мчались почти без передышки; но когда солнце высоко поднялось на небе и стало сильно печь, верблюды, которые от природы мало потеют, обливались, однако, потом, и бег их стал значительно медленней. Караван опять окружили скалы и песчаные холмы. Ущелья, которые в дождливое время года превращаются в русла ручьев или так называемые «кхоры», попадались все чаще. Бедуины остановились наконец в одном из них, совершенно закрытом со всех сторон скалами. Но не успели они сойти с верблюдов, как подняли крик и бросились вперед, поминутно нагибаясь к земле и бросая вперед камни. Стасю, который еще не слез с седла, представилось странное зрелище. Из чащи сухих кустов, которыми поросло дно кхора, выползла большая змея и, извиваясь с быстротой молнии между обломками скал, спешила спастись куда-то, в ей одной знакомое убежище. Бедуины с ожесточением преследовали ее, а на помощь им подбежал и Гебр с ножом в руке. Но так как поверхность земли была кругом неровная, то было одинаково трудно и попасть в змею камнем, и пригвоздить ее к земле ножом. Вскоре все трое вернулись с видимым испугом на лице.