В дальних странствиях - [28]

Индонезийцы привлекаются к службе в колониальной армии. Они составляют более половины всех сухопутных войск и около трети экипажей военных судов. Однако и в армии существует расовая дискриминация, подмеченная Щербатовой. Артиллерия, например, состоит из европейских артиллеристов с местными ездовыми: «Все штаб-офицеры европейцы, за исключением некоторых туземцев, которым даны почетные чины. В каждой туземной роте, кроме того, по крайней мере половина унтер-офицеров состоит из европейцев» [20, с. 57].

Внимание путешественников привлекла и роль местных князей, окруженных почетом, получающих щедрые субсидии от голландцев, но низведенных до положения безвольных марионеток. Щербатовы посетили кратоны сусухунана Соло и султана Джокьякарты, еще играющие некоторую роль центров старой яванской классической культуры, и познакомились с придворным бытом. Колонизаторы не только жестко контролировали каждый шаг номинальных правителей Соло и Джокьякарты, но и вмешивались в дела их престолонаследия, всегда готовые устранить строптивого властителя и заменить его более послушной фигурой. Такие случаи в истории бывали.

Положение яванских князей весьма метко охарактеризовано Щербатовой: «Император Суракартский, или сусухунан, в сущности таков только по имени, и настоящей власти почти не имеет, так как в его владениях голландцы более чем где-либо следят за всеми действиями местного управления. Зато нравственное и религиозное значение его громадны для всех жителей острова. В глазах яванцев престиж его титула остается неприкосновенным, и для них сусухунан продолжает быть и главой их религии, и преемником тех властителей, которым они привыкли столько веков подчиняться. Малейшие его желания и изречения принимаются беспрекословно и считаются священными как высшими, так и низшими классами туземного населения. Понимая всю важность этой нравственной силы императора, голландцы окружают его почетом и поддерживают внешний вид царственного двора, пользуясь при этом его личностью, чтобы управлять и действовать на народ.

Де-факто же сусухунан лишь строго оберегаемый пленник нидерландского правительства, не имеющий даже возможности выехать из своего кратона без позволения резидента, которым тем не менее оказываются ему все наружные знаки почтения, подобающие его высокому положению. Состояние его состоит из обширных имений и из 45 000 рублей, выплачиваемых ему ежемесячно правительством» [20, с. 266–267].

Аналогично положение и джокьякартского султана, который считается по своему иерархическому рангу ниже сусухунана. «Султан получает от правительства 37 000 рублей ежемесячно и владеет, кроме того, значительным земельным имуществом» [20, с. 264]. Его жизнь также протекает на положении пленника в четырех стенах кратона, откуда он никуда не выезжает. Сусухунан и султан ненавидят друг друга и никогда не встречаются. Первый смотрит на второго как на узурпатора, а тот не желает встречаться с сусухунаном, потому что был бы вынужден оказывать ему по местному обычаю знаки почтения как старшему; а это султан считал бы для себя унизительным.

Голландцы установили такую систему, которая обеспечивала зависимое положение феодального правителя с момента его вступления на престол. Сусухунану или султану сразу же давали понять, что он стал правителем не столько по праву престолонаследия, сколько благодаря воле Нидерландов. Только голландцам он всецело обязан своим высоким положением. Эту систему красноречиво описывает Щербатова: «Следующие небезынтересные подробности относятся до правил, соблюдаемых при кончине здешних туземных властителей. Так как все дела «Суракартского княжества» ведутся самим сусухунаном и бумаги запечатываются им лично его печатью, то, когда он совсем при смерти и не в состоянии более заниматься делами, резидент отправляется во дворец и живет там до кончины больного, забирая при этом все бумаги в свои руки и храня у себя печать, которая в случае нужды прилагается первым министром к документам в его присутствии. После смерти императора тело его выносится в задние ворота для перенесения на руках в Мегири; церемония перенесения продолжается три дня; наследник престола и представитель голландской власти провожают усопшего до выхода из кратона и затем возвращаются во внутренние покои, где соглашаются относительно условий престолонаследия. По окончании переговоров прежняя печать уничтожается, и будущему властителю дается новая, причем он подписывает бумагу, в которой изложены его обязательства, и начинающуюся следующими словами: «Не имея решительно никаких прав на престол, я, император, лишь по милости и назначению Нидерландского колониального правительства и т. д.» Документ этот хранится в архивах резидентства» [20, с. 280–282].

Далее путешественница рассказывает, ссылаясь на местного резидента, что у его предшественника было много неприятностей с сусухунаном, который не хотел его слушаться и постоянно действовал наперекор его советам. Прибыв в Соло, новый резидент Лаутиер начал с того, что потребовал у сусухунана аудиенцию и показал ему ту самую бумагу, которую вассальный монарх подписал при вступлении на престол, спросив, имеет ли он понятие о содержании этого документа. Сусухунан отговорился незнанием содержания и вообще неумением читать. Тогда резидент велел переводчику огласить бумагу, а затем прочел монарху длинное нравоучение. С тех пор поведение сусухунана изменилось. Путешественница подчеркивает, что «здешних властелинов держат в руках отчасти посредством их преемников, угрожая, в случае неповиновения, не утверждать их избранников. Таковым теперь официально объявлен сын сусухунана, утвержденный генерал-губернатором, когда ему минуло три года. Обыкновенно же голландское правительство не объявляет имя своего кандидата на престол, пользуясь своим правом как орудием для усмирения неподатливых правителей» [20, с. 282–283]. Далее Щербатова приводит пример, как в недалеком прошлом голландцы распорядились престолом Соло по своему усмотрению.