В дали веков - [45]

Разубранная драгоценными тканями ладья, даже не покачиваясь, скользила по Волхову. Паруса были спущены, шли на веслах. На корме, на самом возвышенном месте ладьи, на троне, раскрашенном причудливой резьбой, искусно позолоченном, весь одетый в блестящие доспехи восседал первый славянский князь со своей супругой.

Взгляд его был строг и добр одновременно, осанка величественна, движения серьезно-важны. Он не был угрюм, но в то же время и не был весел. Позади трона правителя стояли, опершись на копья и секиры, его закованные в железо соратники. В первом ряду их стоял названный брат Рюрика, Олав. Рядом с ним, в гордых, величавых позах, видны были Синеус и Трувор, Аскольд и Дир.

А дальше, за этой первой ладьей, как птицы хищные, скользили по темно-зеленым волнам великой реки славянские бесчисленные ладьи с суровыми пришельцами далекого севера.

На никогда не видавших такого великолепия приильменцев эта картина произвела неотразимое впечатление. Их избранник казался им и на самом деле каким-то посланником богов. Так не вязалась представившаяся их глазам картина с обычной простотой их жизни.

Наконец они стали приходить в себя.

– Привет тебе, князь наш великий! – пронеслось над высокими берегами Волхова приветствие прибывшему в пределы земли славянской первому и единому ее вождю. – Привет тебе, здравствуй на многие лета, надежа наша, красное солнышко!

Искренно было это приветствие, неподделен был восторг народных масс. От всей души называл он своего нового вождя и «надежей», справедливо ожидая от него единой незыблемой правды, и «красным солнышком», каким показался ему в первый момент этот призванный чужеземец.

Рюрик милостиво кивал головой в ответ на радостные крики народных толп, заполнивших собой оба волховских берега.

Около самого Нова-города ладью Рюрика окружили ладьи со старейшинами всех приильменских родов.

– Бьем тебе челом, князь наш, свободным вечем избранный! – начал самый старый из них. – Пусть хранить тебя Перун многие лета! От лица всего народа славянского приветствуем мы и тебя, и жену твою! Сделай нам милость: явись на вече, покажи лицо народу твоему и прими от нас смиренные дары наши!

– Благодарю тебя, старик, – громко заговорил Рюрик, – принимаю за истину я речь твою и верю, что через тебя говорит со мной весь народ. Буду я сейчас на вече вашем и приму там дары, вами приготовленные!

Все это было произнесено таким властным тоном, что старейшины не нашли сразу ответа. Они только низко кланялись князю, не смея даже сесть в его присутствии на скамьи своих ладей. Каждый из них нутром чуял в Рюрике грозную, несокрушимую силу, с которой бороться было уже теперь невозможно.

Сам же Рюрик после того, как ответил на приветствие послов, не сказал им более ни одного слова. Они как будто перестали существовать для него. Теперь князь ласково говорил с окружавшими его начальниками отдельных дружин.

Тем временем несколько ладей с вооруженными дружинниками обогнали ладью Рюрика и первыми пристали к пологому берегу Волхова, откуда можно было войти прямо в Нов-город. Легко поднялись они в гору, не совсем вежливо расталкивая толпившийся народ. Сначала это не понравилось новгородцам, но вид закованных в железо варягов сразу же успокоил чересчур вспыльчивых.

Наконец наступил самый торжественный миг.

Первый русский князь сошел со скандинавской ладьи на ставшую ему вторично родной землю.

И Рюрик преобразился. Лицо его запылало восторгом, в глазах заблестел огонь радости.

– Родная страна, – воскликнул он вдохновенно, – приветствую тебя! Снова вступаю я на родимую землю. Не прежним изгнанником, не враждебным пришельцем прихожу я к тебе, а полновластным властелином твоего народа и верным твоим сыном. О всемогущие боги! Снова примите мою клятву, как некогда принимали вы другую. Клянусь я все силы свои употребить для блага ильменской страны. Клянусь возвысить ее на славу векам. И служить буду ей, насколько сил моих хватит. Не будет неправды при мне в родах славянских, и засияет в них правда ярче солнца. Все, все тебе, родная страна. Отныне не варяг я, не норманн, не пришелец я тебе, а твой верный и первый слуга, преданный сын! Горе тем, кто осмелится обидеть тебя, – есть отныне у тебя защитник.

С изумлением слушали окружающие эту несколько беспорядочную речь; но более всего поразило всех горевшее восторгом и воодушевлением лицо Рюрика и крупные капли слез, навернувшиеся на его глаза.

– А теперь – на вече! – громко сказал, подавив волнение, Рюрик. – Пойдем, покажем лицо свое нашему народу.

Он бодро шагнул вперед.

Двое слуг расстилали перед ним богатый ковер, а вокруг, как гул морских волн, неслись восторженные клики:

– Привет тебе, солнышко наше красное, надежда наш, князь великий!

16. РУСЬ ЕДИНАЯ

Прибытие князя, его первое появление пред народом, обращение к вечу – обращение гордое, надменное, какого вечевики и вообразить себе не могли, произвели невыразимо сильное впечатление на народ приильменский и в особенности на новгородцев.

Они до последней минуты воображали, что князь будет для Нова-города тем же, чем были до тех пор его посадники, и вдруг пришлось жестоко ошибиться.