В дали веков - [4]

Мы отвлеклись несколько от нашего повествования, но, на наш взгляд, подобное толкование спорного слова объясняет многое, и его мы примем в дальнейшем.

Теперь возвратимся к той беседе, которую вел со стариками Володислав.

– Слышал я, отец Витимир, слышал я все это, – отвечал говорившему старцу старейшина. – Что-то затевает Гостомысл.

– Не без этого. Недаром они всех созывают на вече: и из родов приильменских, и весь, и мерю, и кривичей. Что-то надумал он?

– Мудр Гостомысл и любит он родину свою, все свои помыслы направляет на счастье ее.

– Да вот, мудр он и разумен. А только не славянщину он любит.

– Что же?

– Новгород свой. Прирожденный новгородец, он об одном только Нове-городе и думает.

Новгород всегда был бельмом на глазу у всех приильменских славян. Разговор от Гостомысла и намерений мудрого посадника перешел к этой столице северной славянщины.

– Ох, посмотрите, не сносить нам от него, от Нова-города, своей головы, – толковали оживленно старики. – Нельзя ему такой силы давать.

– Чего там! Много нас ведь на Ильмене. Да и не один Новгород срублен мужиками славянскими. Забыли, что ли, кроме Нова-города, Киев, Смоленск, Чернигов есть, а кто из них сильнее?

Долго еще продолжался спор между стариками на эту тему.

3. ПЕРВАЯ ИСКРА

«Русь сильна единодержавною властью».

Историческая фраза

С особенным почтением все в кругу, не исключая и Володислава слушали древнего, высохшего от пережитых лет старика.

Это был Радбор, самый старый человек в роде Володислава. Долго жили тогда люди: никто из родичей не знал, сколько ему лет. Все, даже старики, помнили его седым и сгорбленным.

Несмотря на ветхость и древность, память Радбор сохранил прекрасно. Он живо помнил старину и любил рассказывать про нее. Как только выдавался теплый денек, выползал Радбор на солнышко подставлять свое высохшее тело под ласковые лучи его, грелся и нежился, а вокруг него в это время собирались родичи, знавшие, что у Радбора всегда есть в запасе интересные рассказы про старину седую.

Так и теперь, когда повелась общая беседа, взоры всех обратились на Радбора. Все ждали, что он скажет, и всем интересно было знать, каково будет его мнение об ожидающихся событиях.

Когда в беседу вмешался Радбор, спор шел о могуществе славян.

– Сколько нас по лицу земли рассеялось! – горячился разговаривавший до того с Володиславом старик Витимир. – Разве по одному только Ильменю сидят роды наши? Куда ни пойди от моря Варяжского и до Сурожского, и до Хвалынского морей, везде однородцы наши есть, всюду гомон славянский слышишь, везде одним богам кланяются.

– Так, так! Верно говорят! Много нас, сильны мы, – послышались одобрительные восклицания.

– Что и говорить! Вот наши города хотя бы взять! Чем не велик наш Новгород? Во всех странах, за всеми морями известен.

– Именно, везде известен! Мало, что ли, «гостей» с разных стран сюда собирается!

– А Киев-то!

– И Киев тоже! Родной он Новгороду.

– Да один ли Киев да Новгород в славянщине? А Изборск у кривичей, а Смоленск. Сильнее-то народа славянского нет нигде!

– Сильны мы, очень сильны! Что и говорить! – раздался слабый, дрожащий голос. – А всякий нас и обидит, и под пяту, коли захочет, положить может.

Это говорил Радбор.

Все в кругу с любопытством обратились в его сторону.

– Что же, отец? – послышались спешные вопросы. – Скажи нам, почему это так?

– Да, отец, объясни нам, научи нас! Многое ты на своем веку повидал, мудрость твоя известна всему Ильменю, так поведай нам, почему ты говоришь, что при всей силе нашей слабы мы и всякий, кто ни захочет, покорить нас может.

– Нас вот на Ильмени никто не покорял.

– Так на то вы и ильменские! Сюда, на Ильмень, и птица не всякая залетает, и зверь не всякий заходит, кто же вас сюда в полон брать придет? Разбежитесь по дубравам – и нет вас. А вот кто посильнее, придут и заберут всех, и данью обложат всех вас – все роды.

– Так мы прогоним их!

– Что ж, что прогоните! Сегодня прогнали, а завтра они опять придут и опять завладеют вами. А потому, что слабы вы, даже и на Ильмени, как все остальные.

Радбор, видимо, устал и остановился, чтобы перевести дыхание.

– Вот живем мы, а как, в самом деле, живем-то? – снова заговорил он. – Правда, много нас на земле живет, и все мы по одному говорим и одним богам кланяемся, а только беда наша в том, что нет согласия между нами никакого. Не живут в мире постоянном не только племена, но и роды даже. Всегда между нами бой смертельный идет. Древляне с окольными полян, что по Днепру живут, обижают, вятичи до радимичей идут, дреговичи кривичей воюют, и всегда где-нибудь бой идет, кровь льется. И какая кровь-то? Братская! Ведь и древляне, и бужане, и полочане, и дреговичи, и лутичи, и мы, ильменские, – все родные братья, все от одного корня происходим, а вот от раздоров этих и беды на нас разные идут.

Старик снова остановился.

Его слушали с затаенным дыханием, так как правдивость его слов была очевидна.

– Какие же беды, отец? – послышался робкий вопрос.

– Вот хотя бы с дулебами.

– Что с дулебами? Расскажи!

– Давно уже это было, а память все еще свежа.

– Расскажи, расскажи, отец, что случилось в старинные времена с дулебами, мы же послушаем, да поучимся. Опыт разуму учит!