В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - [38]

Раны зажили быстро, и капитан начал проситься на фронт. И вот за ним приехали товарищи. Долго обнимали, хлопали по плечу.

— Тихо, тихо, Ленька, — отстранился Шабанов от приятеля, — с ног сшибешь. Ремонт мне сделали, но гайки еще плохо затянуты.

— Прости, Глеб. Вот, познакомься, это мой друг Жора Курбатов, командир тральщика Волжской флотилии. У него четырнадцать ранений. Ходячее решето, однако все болты затянуты, опять в строю. Всю Сталинградскую под перекрестным огнем по Волге-матушке шнырял и фашиста бил без устали.

Шабанов протянул руку:

— Глеб. Четырнадцать — это рекорд, другим и одной хватает.

— А я бессмертный, как весь русский флот.

— Но-но, не задавайся, — возмутился Леонид. — Что бы вы без прикрытия с воздуха делали?

— Вот что, ребята, — остановил перепалку друзей Глеб, — подождите пять минут, мне проститься кое с кем надо.

— Понятно. Тут много хорошеньких «кое с кем», валяй, — засмеялся Жора.

Леонид подмигнул приятелю.

Варя из окна второго этажа наблюдала за тремя бравыми офицерами — двумя летчиками и моряком — и нервно теребила в руках косынку, забыв о том, что ее придется повязывать на голову. Она пришла на три часа раньше смены, зная о выписке Шабанова. Ей очень хотелось с ним проститься и узнать адрес полевой почты, чтобы написать письмо. Они о многом хотели сказать друг другу, но все не получалось, да и страшновато, а глазами всего не скажешь. Лучше написать. Глеб вздыхал, не находя слов. Трусил. Это тебе не самолеты сбивать. И вот сейчас, похоже, набрался храбрости. Варя видела, как он что-то сказал друзьям, оставил свой вещмешок и вернулся в здание бывшей школы, превращенное в госпиталь. Может, и она наберется смелости.

Девушка продолжала стоять у окна и ждать. Сейчас он к ней подойдет, и она обязательно ему скажет…

Шабанов влетел в здание и наткнулся на главврача, едва не сбив его с ног.

— Виноват!

— Голову себе свернешь, капитан. Я думал, ты давно уже уехал.

— Хочу попрощаться с доктором Горской, как-никак жизнью ей обязан.

— Ей полфронта жизнью обязаны. Варвара Трофимовна заступает на смену через три часа, Шабанов, тебе не повезло.

— Как же так, я ведь…

— Вот так.

— Хорошо. Я вечером заеду. У меня сутки в запасе есть, поезд только завтра.

— Ладно. Я ей передам, кавалер. — Главврач направился к лестнице. — Бесшабашный народ!

Друзья уже сидели в открытом «додже», мотор машины работал. Леня помахал рукой Шабанову:

— Давай сюда, герой! Глеб запрыгнул в машину.

— Леня, можем вернуться сюда вечером?

— Запросто. Мы тут хатку присмотрели, рядом с пристанью. Стол уже накрыт. Водочка стынет, сальце тает.

— Вперед! — скомандовал морячок.

Машина рванулась с места, подняв за собой столб пыли. -На глазах Вари появились слезы. Уехал. Значит, забыл о ней. Нет, не может такого быть!

— Варвара?

Девушка смахнула косынкой слезы и обернулась.

Главврач подошел ближе и глянул в окно. Машины на месте не было. Он взял из ее рук смятую белую косынку с красным крестом.

— У вас еще есть время ее погладить. Почему же вы вниз не спустились?

Девушка пожала плечами, слезы вновь навернулись на глаза.

— Он искал вас. Это я виноват. Не огорчайся, обещал приехать вечером. У него сутки до поезда.

— Это правда? — На очаровательном лице появилась белозубая улыбка.

— Шабанов не похож на обманщика.

С авторитетным мнением не поспоришь.

Тем временем молодые офицеры проскочили комендатуру, расположенную на окраине села, и подкатили к избе, одной из немногих уцелевших.

— Вот тут и пировать будем, — объявил Леонид. — Население давно эвакуировали, местное начальство расквартировали в деревнях поближе к пристани.

— Но вы-то не начальство! — удивился Шабанов.

— Жора к коменданту подход имеет. Дом нам выделили в полное распоряжение на сутки. Завтра я с тобой поеду, Глебушка.

— В мою эскадрилью? Ты же тяжеловоз, Леня.

— Был, да весь вышел. Переучили на истребителя. Микоян помог.

— И сколько часов налетал?

— Тридцать два. Мне хватит. Я фрица печенкой чувствую. Возьмешь меня под свое крыло, Глеб?

— А почему нет?

— Вот и ладушки. С таким асом, как ты, в бой идти одно удовольствие.

Стол был накрыт по всем правилам. Картошка в мундире, тушенка, огурцы, селедка, перья зеленого лука, хлеб, сало и пять бутылок водки.

— Мать честная! Харчей на роту хватит, — поразился Шабанов.

— Паечки флотские и пилотские. Заслужено, значит, получено, — громко заявил Жора и достал из кармана орден Красной Звезды.

— Надо бы обмыть!

У Лени две медали, у Глеба два ордена и медаль, а Жора всех перещеголял. Три медали, четыре ордена и пятый из кармана вынул. Всем нос утер.

— За четырнадцать дырок надо героя давать, — заметил Леонид.

— Еще успею получить, война не завтра кончается. Пока фашистскую гадину до последнего не придушим…

— Приступим к трапезе, помолясь. Слюнки текут. — Леня потер руки.

Орден опустили в кружку, залили водкой, и Жора выпил до дна, прихватив орден зубами. Выпили и остальные. Пили много, ели мало.

Дело дошло до песен. Пели громко, под гармошку, морячок откуда-то приволок. Кому в голову взбрело в меткости упражняться — сказать трудно, но спорили до хрипоты.

— Брось, Ленька! Все вы, детки своих больших папочек, са-мые-самые. Что твой дружок Микоян, что Вася Сталин. Вы на деле докажите.