В чистом поле - [52]

– В чем дело? Вы что это бесчинствуете? – вскипел Вдовенко.

– Товарищ майор! – остановил я его. – Пусть! Мы ж ни в чем не провинились, разберемся в отделении! – и я решительно шагнул к коляске мотоцикла.

– Не делай этого!..

Но мотор взревел, добровольцу болевым, удушающим приемом заломили голову И – понеслись. Перед дверьми «заведения», рассвирепев, я устроил мощное, отчаянное сопротивление, но был вбит тяжелыми сапогами вовнутрь… О, наивный! Как не догадался сразу, что «стражи порядка» просто выполняли свой план по сбору ночных «клиентов»…

Березовый, рябиновый Ханты-Мансийск смотрел сны, а Женя вот наказал гостя! – искал меня по городу, под утро подвернувшийся таксист подвез его к «моей» обители. Выпивающие в «предбаннике» медвытрезвителя сержанты, при батарее бутылок, опешили, уставясь на вошедшего майора-десантника.

– Немедленно отпустите поэта Денисова, у нас билеты на пароход!

– У него нет денег… – зазаикались менты.

(Деньги я оставил в сумке – в камере хранения!)

– Заплачу, сколь надо…

На «ракету» мы поспели. На палубе, хмурые, расстроенные, но с восходящим солнышком, ободряясь, возвращались к свету, шутили уже, вспомнив, как Рубцов, однажды попав в такую же милицейскую переделку, объяснялся потом с ректором Пименовым: «…в конце концов, быть может, я в гробу для Вас мерцаю! Я, Николай Михайлович Рубцов, возможность трезвой жизни – отрицаю». Да, воистину, как написал один поэт: «Чем мне трудней как человеку, тем как поэту – легче мне».

Возвратились мы из поездки через две недели, «опоэзив» множество коллективов трассовиков, газовиков и лесорубов, забираясь в такие буреломы, куда до нас вряд ли ступала нога стихотворца.

Вдовенко заводил множество знакомств, обменивался адресами. Если полистать его «Избранное», можно найти посвящения этим трассовым знакомцам. Замечу, поэт легко выдавал экспромты емкие и пространные, не скупясь и на посвящения. Как-то даже упрекали его за сие: «Мол, всем сестрам раздаешь – по серьгам?!» Отмалчивался. Или, вдруг заподозрив нехороший оттенок от упрека, посягательство на свободу, мог разжечь и скандал до небес!

Прохладной осенью 79-го года, когда уж он после Ясной Поляны основательно приземлился в Тюмени, получил приличную квартиру, потащил я его опять в глухие места – в Уватский район. До нас там никто из профессиональных стихотворцев не бывал.

Первый литературный вечер проходил в хорошо натопленном и полном публики районном Доме культуры. Я открыл вечер и сразу дал слово Вдовенко. Слушают его стихи час, слушают полтора. Аплодисменты. Ни единая душа не покидает жаркое помещение. Но я уже притомился и тоже жажду добраться до рифм. Пододвигаю Жене записку: «Пора закругляться, читаешь почти два часа!» Он кивнул. И еще с полчаса заливался соловьем!..

Следующий день выпал на воскресенье. Выходной. Местное начальство – второй секретарь райкома партии и начальник милиции, – оказавшись моими земляками-бердюжанами, повезли нас отдохнуть на природу. Пейзаж: поле, засыпанное первым снегом, старые коренговатые березы. Невдалеке холодный с плывущей шугой Иртыш. Юра Журавлев, майор, начальник милиции, одноклассник мой, прихватил с собой пистолет «Макарова» и две упаковки патронов. В конце отдыха мы учинили стрельбу на поражение … неподвижно стоящего стеклянного «предмета». Мазали хозяева, мазал и я, хвалясь при этом, что на службе три года носил этого «Макарова» в черной флотской кобуре, не однажды пулял в тире Министерства обороны – под брусчаткой Красной площади…

Прицелился Вдовенко. И показал, что не зря 30 лет служил в армии. Попал в «предмет» с первого выстрела. Доволен. А вечером, в гостинице, он с чего-то покатил на меня «бочку». Где я дал «промах», непонятно! Но катить на меня – бесполезно. К тому ж, тут сошлись две противоположности – я родился под знаком Скорпиона, а он – Козла. Непримиримость к несправедливости и – упорность! Будь у нас в руках по «Макарову», дуэль бы учинили!

Наутро, как ни в чем не бывало, дружно отправились мы на речном катере в дальний-предальний колхоз, где власти района запланировали несколько наших встреч с населением глухих деревенек.

Нахожу в одной из книг поэта шутливо-горделивую строфу:

Я бренной славой не раним,

Но рад, что – и не белая ворона –

Сегодня стал ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН

Родного мне – СОВЕТСКОГО РАЙОНА!

Город этот, повторюсь, стал надежным пристанищем для поэта, его семьи. Второй родиной стал. После кочевой военной службы с постоянными переездами: то Средняя Азия, то Забайкалье, то Кубань, то Центральная Россия. Гарнизонная жизнь с вечно временным жильем. После увольнения в запас – недолгий приют в толстовской Ясной Поляне, где «в сообществе Толстого» написан сборник стихов «Яснополянские мелодии». «Сообщество», конечно, очень ответственное.

Как-то я, будучи в подмосковном Доме творчества «Переделкино», получил от Жени приглашение заглянуть к нему, втиснулся в тульскую электричку, затем в жутко переполненный вечерний щекинский автобус, сошел в Ясной Поляне под скользящей в облаках полной луной. Прилично поплутав по окрестностям, пока не встретил человека, спросил, где живут сотрудники музея-заповедника. И вскоре оказался в не обустроенной еще, какой-то походной квартире Вдовенко. И не очень вовремя. Утром им с Галей предстояло ехать в Москву.