В чертогах Подкаменной Тунгуски - [29]

После речки Тайги они должны направиться вниз по Подкаменной до Чуни, по ней поднимутся до села Тычаны. Село будет базой их экспедиции. По Чуне они совершат несколько маршрутов, произведут в ее русле отстрел, потом спустятся по Подкаменной Тунгуске до Енисея.

Мы договорились отправиться завтра общим караваном и тоже улеглись спать.

Среди ночной тишины слышался треск сучьев в костре. Красный отсвет пламени еще долго плясал на брезенте палатки.

От Тайги до Турамы

Утро было пасмурное. Сплошная серая пелена на небе предвещала дождь.

— Не случайно закат был вчера красный — вот и ненастье, — сказал Анатолий.

По старинной народной примете, оранжевый, с мягкими теплыми тонами закат обещает хороший солнечный день, а зловеще красный почти всегда сулит пасмурную погоду. В большинстве случаев эта примета оправдывается.

Мы собираемся в дальнейший путь. У нас с Анатолием не так уж много груза. Но каково зоологам? У них две большие палатки, несколько ящиков с чучелами. Пришлось, конечно, помочь нашим новым спутникам.

Но вот все уселись в лодки. Разом взревели два мотора. Громкий рокот огласил тихие утренние берега таежной реки.

Сказать по правде, шум моторов не украшает лодочное путешествие. Он неприятен там, где сама природа располагает к тишине, к благодатному отдыху.

С появлением лодочных моторов рыбаки и охотники выгадали только в одном — они стали намного быстрее передвигаться по реке. Моторы — большое удобство, но вместе с тем они принесли и неоспоримое зло: зверь стал более пуглив, рыбы нет в реке там, где часто плавают моторные лодки. Об этом говорят сами рыбаки и охотники.

Не раз приходилось встречать такое: моторная лодка плывет еще где-то далеко, за пять — восемь километров, а рев двигателя уже слышен, как будто лодка совсем рядом.

Мы с Анатолием мчались впереди. Наши спутники немного отставали: они буксировали вторую лодку, тяжело груженную ящиками. Приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

Темные тучи нависали над унылыми лесными берегами. Казалось, серая нижняя кромка облаков касается прибрежных деревьев. В глубине леса стояла туманная дымка.

— А дождичек все-таки будет! — прокричал Толя.

Мы проплыли несколько притоков, в том числе речку Черемо, впадающую в Подкаменную Тунгуску слева. После ее устья река резко поворачивает, круто огибая небольшую сопку, и дальше течет среди низких берегов, вытянувшись в длинный и широкий плес.

Унылы и однообразны были здесь берега, от природы веяло предосенней печалью, но и в этом, пожалуй, была своя прелесть.

Прогноз Анатолия оправдался. Дождь подкрался к нам незаметно, исподтишка. Сначала мельчайшей моросью он стал оседать на одежде, потом заморосил мелкими-мелкими капельками, покрыв поверхность реки замысловатым рисунком из маленьких кружочков. Это был не тот ураганный дождь из крупных капель, под который мы с Анатолием попали недавно и который налетел внезапно и так же внезапно кончился, этот дождь обещал растянуться надолго.

Анатолий сбавил ход, и мы приблизились к лодкам зоологов. Евгений Евгеньевич сидел за рулем. Он молча показал рукой вперед. На правом берегу сквозь водяную дымку вырисовывалось строение.

С ревом наши лодки направились к берегу; там, вблизи устья небольшого притока, стояла ветхая охотничья избушка.

— Это речка Чандымба, — сказал Сыроечковский. — Переждем здесь дождь.

Мы обследовали наше пристанище. Изба была пуста. Вдоль одной из стен тянулись нары. В углу за дверью на земляном высоком фундаменте была устроена маленькая железная печка. У окна стоял примитивный стол. На нем валялись пустые консервные банки, кружки и котелки.

— Это охотничье зимовье, — обвел взглядом избу Толя.

— Здесь и ночевать неплохо, — добавил Сергей.

Но Сыроечковский возразил:

— Нет смысла. Переждем дождь и поплывем дальше.

Все взглянули на часы. Был еще полдень. До вечера можно проплыть большое расстояние.

— Но погреться чаем не мешает и здесь! — сказал Анатолий.

С этим согласились все. Из лодок была принесена посуда, и мы расположились в избе по-домашнему.

Дождь не переставал. Листва и хвоя на деревьях были обильно смочены водой. Ветки кедров и лиственниц искрились множеством капелек. На каждой хвоинке висела крупная слеза; время от времени она скатывалась на землю, и ее место на конце хвойной иглы тут же занимала другая капелька. По лужам беспрестанно сыпала мелкая дождевая дробь.

Чем дольше я смотрел на эти детали дождевого пейзажа, тем больше они мне нравились.

— Толя, поснимаем?

— Что вы! Зальет аппарат водой!

— Давай попробуем!

Еще во времена немого кино известный голландский кинорежиссер Йорис Ивенс снимал город при дожде. Эти съемки были тогда шедевром киноискусства и вызвали немало удивления.

Я смотрел на мокрые листья кустарников, на хвою, сплошь усыпанную водяным бисером, на ягоды голубики, с которых капля за каплей падала вода. А что, если попытаться заснять киноэтюд «Тайга в дождь»?

Тем временем Анатолий сходил к лодкам и принес в избу киносъемочную аппаратуру.

— Неужели вы и в дождь отважитесь снимать? — спросил Сыроечковский.

— Попробуем!

Мы накрыли аппарат большим куском целлофана и вышли с Толей из избы. Хотелось заснять ветки, усеянные водяными каплями, падающие в лужи дождинки... Лужи надо было снимать в первую очередь, так как дождь мог внезапно прекратиться.