В черной пасти фиорда - [10]

В ту зиму на территории береговой базы подводников соорудили каток. Для его художественного оформления откуда-то привезли и елочки. Матросы с «Л-20» убедили администрацию базы, что одна из них лишняя (тогда и зародилась идея подводного праздника). Елочку завернули в бушлат и пронесли на лодку, да так, что даже вахтенные не заметили. Но почему же все это делалось в глубокой тайне? Ведь попроси разрешения — и тебе никто не откажет. Ларчик, видимо, просто открывался: тогда бы не было сюрприза.

Свободная охота

Время, отведенное на ужин, истекает. Пора всплывать. Напоминаю офицерам, что в свободной охоте не только мы ищем вражеские корабли, но и они выслеживают нас. Побеждает тот, кто ловчее, хитрее, у кого больше выдержки, кто лучше сумеет оценить обстановку, быстрее приготовит оружие и первый нанесет удар.

Лодка принимает надводное положение. Внимательно осматриваюсь. Проходим фиорд незамеченными. Слева чернеет высокий скалистый мыс Нольнесет, за которым расположен порт Берлевог. Справа очертания берегов растворились в темноте безлунной ночи. Встречная морская зыбь начинает плавно раскачивать подводную лодку. Приглушенно чавкают дизели.

Настроение у всех отличное, дышится легко и свободно. Да, самое страшное позади: и тесная бухта, и окружение мрачных берегов, и томительное ожидание. Впереди широкий простор Баренцева моря.

Проходит каких-нибудь полчаса.

— Корабли справа по носу! — докладывает сигнальщик Мазуров.

В его голосе волнение. Вот и нам наконец привалило счастье: встретили того, кого искали. Тут разве останешься равнодушным? Только не упустить бы! Но командиру не положена эмоциональность, и я стараюсь отдать команду спокойно.

— Боевая тревога! Торпедная атака!

Виднеются смутные очертания судов конвоя. В середине, в кильватерной колонне, три транспорта, за ними два больших охотника за подводными лодками; остальные эскортные корабли держатся мористее. Курсовой угол противника благоприятен для атаки.

Из люка появляется старпом, он передает мне ночной прицел.

— Разрешите остаться на мостике? — спрашивает Григорий Семенович.

Место старпома в центральном посту, но сейчас там штурман Афанасьев и старший инженер-механик Горчаков — на них можно положиться. А Редькину пора приобретать командирский опыт: в любой момент он должен заменить меня.

— Добро, присматривайтесь.

Знакомлю Григория Семеновича с обстановкой и замыслом атаки: охранения у противника с нашей стороны нет, поэтому подойдем поближе. Транспорты имеют предельную осадку — в трюмах скорее всего никелевая руда. Стрелять будем всеми носовыми аппаратами, согласно инструкции (в плохую видимость и ночью рекомендовалось выпускать все наличные в аппаратах торпеды).

Стопорим дизели. Лодка бесшумно маневрирует под электромоторами, сближаясь с противником.

— Не обнаружат нас с такой дистанции? — спрашивает старпом.

Вопрос резонный. Лодка в надводном положении, длина ее корпуса около полукабельтова. Выделяется ограждение рубки да еще пушки. Почему бы нас и не заметить? Мы-то следим за каждым движением противника.

Если два человека стоят в темноте лицом к лицу, то один из них, глядя на другого, будет считать, что и его визави не спускает с него глаз. Нечто подобное происходит и в ночной атаке: подводники, наблюдая за противником, испытывают ощущение, что их тоже видят. В действительности это не всегда так. В данном же случае, объясняю старпому, нас наверняка не замечают — мы в темной части горизонта, на фоне берега. Кроме того, наблюдатели конвоя основное свое внимание уделяют морю, им и в голову не приходит, что опасность грозит из их же фиорда (мы находились на выходе из фиорда).

Транспорты совсем рядом, по крайней мере так кажется. Их силуэты на фоне мглисто-серой пелены выделяются теперь резко, как зачерненные тушью. Лодка на боевом курсе[10]. Приникаю к ночному прицелу и внимательно слежу за целью, наползающей на визирную линию.

— Точнее держать на курсе!

— Есть, точнее держать на курсе! — репетует рулевой из-под козырька ограждения рубки (во время ночных атак рулевой переводился на мостик).

Форштевень приближается к прицельной рамке. И до чего медленно двигается транспорт, быть может, он сбавил ход? Да нет, это только так кажется. На мостике абсолютная тишина. Ну вот, наконец-то…

— Аппара-аты… пли!

Палуба под ногами несколько раз вздрагивает — выпущенные торпеды устремляются вперед. На них, вкладывая всю свою ненависть к врагу, матросы написали: «За Родину», «За Киев», «За Ленинград», «За кровь братьев»…

Наступило время томительного ожидания — будет попадание или нет? Курс, скорость и дистанция определены на глаз, ошибки возможны. А конвой продолжает двигаться как ни в чем не бывало.

Человеческое чувство — наихудший секундомер: то его стрелка бежит удивительно быстро, то медленно. Сейчас секунды нам кажутся минутами. Мы как бы потеряли контроль над временем. Я беспрерывно смотрю в ночной бинокль на транспорт, а он преспокойно идет дальше. Но вот на судне, чуть впереди мостика, вспыхивает огонь, высоко взлетает черный столб дыма с проседью вспененной воды. Почти одновременно по корпусу лодки ударяет гидроакустическая волна — резкий звук взрыва торпеды дошел до нас быстрее, чем грохот в воздухе. Смертельно раненный транспорт вздрогнул, как будто ударился во что-то, замедлил свой ход, потом осел носом и стал быстро тонуть.