В черном, черном городе… - [9]

А эти, которые только в подземелье сидеть, бездельники, позже просто переписали.

Все, конец вахты. Пора под крышу. завтра опять сюда — работы еще много. Хорошо бы этих, что стихи толкуют по-дурацки, сюда же. Уж тогда поломались бы, потрудились на общую пользу.

Бесшумно открывается люк. Потом так же бесшумно закрывается — уже сзади. Еще пять минут под ярким белым светом, уничтожающем любую биологическую активность на поверхности скафандра. Даже микробов уничтожает. Только тогда пускают воздух, и появляется звук. С чавканьем отлипает внутренний люк. Почти дома. Еще пара шагов. Надо бы доложиться старшему по вахте.

— На сегодня закончил, шеф! Пойду отдыхать?

Кресло бесшумно поворачивается. В нем знакомая мощная фигура старшего.

…И белое лицо. Абсолютно белое лицо! Страшное белое лицо с ярко-синими глазами!

— Ы-ы-ы…,- говорит, сидящий в кресле, протягивая руки вперед.

У него мощные длинные руки. Он поднимает их вверх и сдирает с себя белую кожу, кидает ее на пол вместе с синими глазами…

— А-а-а! Черт, черт, черт! Блин, я же чуть…

— Ха-ха-ха! Иди, отдыхай, герой! Так, говоришь, черный цвет?

— Идиот ты, шеф! Кто же так шутит!

Ноги трясутся и подламываются. Сердце заходится. И хоть теперь в кресле сидит тот, кому положено, светло смотрит, смеется ярко белыми на черном лице зубами, но, черт побери…

— Шеф, не надо так больше, а? Я же не выдержу… Или пальну с бедра, или свалюсь тут. Страшно ведь!

Еще бы не страшно. Все люди — как люди. Нормальный цвет лица — черный. Глаза черные. Только белки глаз белые и зубы. Все — черное.

А тут — такой страх, такой ужас!

— Иди уж, отдыхай. Я сейчас вторую смену потренирую на реакцию… Ха-ха-ха!

Смеется, гад.

Теперь-то видно, что это просто маска была из бумаги.

Но как же страшно!

Домой, домой. Туда, где под синими потолками стоят многоярусные койки, где свои вокруг, где можно перед сном обсудить стихотворение и повосхищаться вместе гениальности и прозорливости древнего поэта.