В бурунах - [7]

— Что же представлял собой ваш корпус?

— Это было совершенно самостоятельное подвижное соединение.

— То есть?

— То есть мы имели у себя все рода войск и могли действовать совершенно самостоятельно, без помощи и поддержки других соединений. У нас было три усиленных гренадерских мотострелковых батальона, каждый из них насчитывал почти по тысяче человек: первый и второй состояли из немцев, третий из арабов. Арабов было девятьсот человек. Надо вам сказать, что каждый из наших батальонов и по составу и по вооружению более походил на полк, чем на батальон. Кроме того, у нас был отборный танковый батальон, состоящий из двадцати пяти тяжелых и средних машин, а также свой авиационный отряд из двадцати пяти самолетов.

— Этот авиационный отряд был придан вам? — спросил я.

— Нет, он входил в «F» как его составная часть.

— А еще какие подразделения входили к вам?

— Рота связи, саперная рота, минометная рота — в ней были минометы разных калибров, разведывательный отряд на бронемашинах и мотоциклах, кавалерийский эскадрон, взвод метеорологической службы, колонна автомобилей «опель-блиц», а также артиллерия.

— Какая артиллерия?

— Артиллерийский дивизион четырехбатарейного состава пушек, батарея штурмовых стопятимиллиметровых орудий, тяжелый зенитный дивизион трехбатарейного состава и легкий зенитный дивизион двадцатимиллиметровых пушек. Затем, конечно, штаб, санитарная часть, хлебопекарня, мясобойня, различные мастерские и более мелкие службы…

— Ну, дальше!

— Осенью сорок первого года корпусу «F» присвоили опознавательный знак…

Курт Мауль замялся, пожевал губами и сказал виновато:

— Когда ваши люди окружили меня, я сорвал с себя этот знак и зарыл вместе с документами в песок. Так нам было приказано…

— Какой же это знак?

— Овальный венок, в венке склоненная пальма, восходящее солнце над желтым песком пустыни, а внизу черная свастика…

— Так. А долго вы простояли в Райне?

— До пятнадцатого января сорок второго года. Потом нас направили в Грецию…

Слушая пленного, я ничего не записывал, вопросы задавал редко, и, вероятно, поэтому Курт Мауль, поняв, что здесь не допрос, говорил очень охотно и откровенно.

— В начале февраля, — продолжал он, припоминая, — мы прибыли на греческий полуостров Сунион, в восьмидесяти километрах от Афин. Там нам было очень хорошо. Мы неплохо питались, пили вино, играли в кости. Правда, офицеры каждый день обременяли нас занятиями, но это было не очень тяжело и даже полезно.

— Чем же вы занимались?

— Немножко военным делом, но больше географией и политикой.

— То есть?

— Мы изучали страны Востока, главным образом Иран, Аравию, Индию. За полгода мы изучили рельеф этих государств, начиная от русско-персидской границы и кончая Индией. Нам рассказали о священных городах Аравии, о пустынях и о «дороге паломников», о жизни индусов, негров, о борьбе ваххабитов, о Багдадской железной дороге и о Геджассе. На четвертом месяце наших занятий мы уже безошибочно могли сказать, в каких оазисах Омана или Йемена произрастают маис, табак или хлопок, сколько жителей в Джидде, кто такой султан Ибн-Сауд и в каком году он захватил Эль-Хассу. Мы тщательно изучили-жизнь и деятельность полковника Лоуренса, и наш подполковник Рикс Майер, который, кстати сказать, знал Аравию не хуже Лоуренса, сказал нам, что близится час, когда мы, немцы, навсегда вышвырнем из Аравии, Индии и Палестины надменных английских плутократов и установим там власть фюрера…

Курт Мауль откашлялся, задумчиво посмотрел на костер, на сидящих вокруг партизан.

— В августе сорок второго года, — тихо сказал он, — когда армия генерал-полковника Клейста прорвала ваш Южный фронт и, перейдя Дон, вступила на землю Азии, наш генерал пришел к нам в казармы и сказал: «Пора!» Он сказал тогда, что фюрер поставил перед нами великую военно-политическую задачу…

— Какую задачу? — спросил я.

— Идти вслед за армиями Клейста на Кавказ, а потом, когда русские будут разбиты, начать поход на Иран, Аравию, Индию.

— Все это вы должны были выполнить силами вашего корпуса?

— Нет, наш корпус призван был стать ударно-штурмовым отрядом и политическим центром великого похода.

— Вы рады были получению этой задачи?

— Да, мы были готовы ее выполнить. Особенно радовался наш третий батальон, состоящий из добровольцев-арабов. Они уверяли нас всех в успешном завершении похода и говорили, что у нас только одно серьезное препятствие — Кавказский хребет.

— А разве англичан они не считали «препятствием»?

— О, нет! Мы все были убеждены, что стоящая в Иране десятая английская армия не выдержит нашего удара.

— Когда же вы прибыли в Россию?

— Мы покинули Грецию пятого августа, ехали через Болгарию и Румынию. Двадцать девятого августа мы остановились в селении Майорском, в Донбассе. Войдя в подчинение Клейсту, мы в строжайшем секрете двинулись в тылах его армий и дошли до Ачикулака.

— Почему же для вас избрали именно это место?

— Потому что таким положением наше командование решало двойную задачу: во-первых, отсюда мы могли идти на Иран двумя путями: через Баку и по Военно-Грузинской дороге, в зависимости от того, где быстрее обозначится успех, во-вторых, мы могли быть полезны в этих песчаных пустынях.