В будущем году — в Иерусалиме - [119]
Через час после родов Мальва очнулась от обморока. Ее первый вопрос был не о новорожденном, а об отце его: «Как чувствует себя мой муж?» Возле кровати с сияющим лицом стоял доктор Кёниг.
— Все участники процесса в порядке, — доложил он, — и даже папаша пока живой.
— А девочка?
— Мальчик, — подсказал доктор, — к тому же — рекордного веса: целых восемь фунтов!
Мальва чувствовала такую легкость, будто парила в воздухе. Вместе с тем она была невыразимо усталой. Все тело ее будто налилось свинцом, и было трудно собраться с мыслями.
— Мне казалось, — заявила она, — я вот-вот умру.
— Естественно, — ответил акушер, — малыш никак не хотел выходить наружу. Ему нравилось находиться в вашем животе. Нам пришлось миллиметр за миллиметром извлекать его оттуда.
Извлекать! От одного этого слова Мальва вся обмякла.
— Что-нибудь получилось не так? — спросила она сквозь слезы.
Доктор решил позабавиться и нагнать немного страху на хорошенькую роженицу.
— Ничего такого сверхъестественного, милая фрау, — сказал он как бы между прочим, — просто роды были, как говорят, не совсем естественными.
— Вы что-то скрываете от меня, господин доктор. Я хочу знать все. Без утаек!
Из стоящей рядом кроватки доктор достал крохотный фиолетовый комок только что зародившейся жизни, поднял его над головой и показал Мальве:
— Этот парень, — весело сказал он, — появился на свет уже обрезанным! С научной точки зрения это неестественно.
— Это мне безразлично, господин доктор, — облегченно вздохнув, ответила Мальва и сверкнула счастливой улыбкой.
— Каких только странностей не насмотрелся я на своем веку, — ответил доктор, возвращая в кроватку маленького человечка, — но этот — сущий феномен! Явление — абсолютно из ряда вон!
Задавая свой вопрос, Мальва опасалась услышать худшее. Но теперь в ней все ликовало.
— Вы меня разыгрываете, — улыбнулась она, — но теперь у вас ничего не получится, господин доктор, я безмерно счастлива!
— Нет, подобные вещи случаются, — менторским тоном ответил чудаковатый гинеколог, продолжая забавляться, — приблизительно один раз на три миллиона. Население Швейцарии составляет четыре миллиона. В их числе — половина женщин, которые всегда рождаются необрезанными. Даже если кому-то очень хотелось бы этого. Из этого следует, что младенец сей есть настоящий уникум. Его следует выставлять в музее.
— Это может иметь какие-нибудь нежелательные последствия? — с опаской в голосе спросила молодая мать, в душе которой от заявления доктора вновь зародились сомнения.
— Вы о чем?
— Об этой противоестественности…
Доктор Кёниг направился к двери, затем повернулся и ответил жизнерадостным голосом:
— Научная литература умалчивает об этом явлении, мадам. Но я полагаю, что мальчик, рожденный с таким редчайшим отклонением от нормы, непременно станет раввином.
— О, тогда уж лучше в музей! — вздохнула Мальва, устало закрывая глаза.
Внезапно она вновь очнулась из своего полусна и громко спросила:
— Где мой муж?
— Я влил в него полную чашку шнапса, — успокоил ее врач, — представьте, это сразу привело его в чувство.
— И что теперь?
— Полагаю, он помчался на почту телеграфировать.
27
— Пан Камински! Сенсация!
— Что случилось?
— Фройляйн Анка получила телеграмму.
— Хаим Левин, я сплю!
— Телеграмма из Цюриха.
— Я же предупреждал тебя, Хаим Левин!
— От вашего сына Хершеле!
— Во-первых, нет у меня никакого сына, ты, шмок…
— И во-вторых, пан Камински, он произвел на свет обрезанного еврея!
— Тоже мне искусство!
— Не просто искусство, пан Камински, это же рекорд! Мальчик весит четыре кило — целых восемь фунтов!
Скрывать дальше свое возбуждение Янкель был не в силах. Он вскочил с кровати, влез в пижаму и стал орать во все горло:
— Обрезанный еврей! Как можно родиться обрезанным? Человек рождается обыкновенным человеком, а потом его обрезают, и он становится евреем. Но сразу быть обрезанным — такого не бывает. Рахель, ты слышишь? Твой муж стал дедом. Семьдесят два года, а еще может иметь внуков…
Супруга Патриарха была известной актрисой. То, что произошло, было известно ей уже несколько часов. Но она изобразила искреннее потрясение от услышанного:
— У тебя появился внук, Янкель? В твоем возрасте? Вот уж настоящая сенсация! Твой любимый сын, которого у тебя нет, стал отцом, а ты — дедом. Теперь-то уж вам следует помириться. Самое время — или нет?
— Помириться? С ним? Ни за что! Я никогда не помирюсь с ним, даже если меня хватит удар!
— А как же иначе?
— В конце концов, отцом стал он. Вот он пусть и мирится, но не я. И почему я должен это делать?
— Кто-то должен быть умней, Янкель. И потом, как назовут ребенка?
— Откуда мне знать, как его назовут? Телеграмму получила Анка, а не я. Читал ее Левин, а не я. Старому Камински ничего не сообщают, потому что он — козье дерьмо в собственном доме. Хаим Левин, говори сейчас же, как назвали моего внука, иначе ты вылетишь в окно!
— Ребенка назвали… Я не могу в это поверить, пан Камински, — промямлил в ответ Левин, весь дрожа, как желе.
— Во что не можешь ты поверить, ты, поц! Говори слово за словом, как написано в телеграмме!
— В телеграмме написано, что…
— Так что же?!
— Что в честь пролетарской революции… Нет, я не могу этого выговорить…
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.