В будущем году — в Иерусалиме - [100]

Так выглядел наш вояж на самом деле, но Хенрик настаивает на своем видении. Он рассказывает о нем столь красочно и с такими подробностями, что я порой ловлю себя на том, что сама начинаю верить в эту благородную сказку. Все-таки с немалым риском мы доставили по назначению двадцать тысяч листовок. Нельзя отрицать и того, что в этом состояло партийное поручение и мы с ним справились. Но правда и то, что социалист Дашинский и большевик Хенрик Б. Камин разнятся между собой, как день и ночь. Для меня лично большого значения все это не имеет, потому что политические нюансы интересуют меня слишком мало. Главное, у нас появилась еда, тем более что снабжение с каждым днем становилось все хуже».

* * *

15 декабря 1917 года дядя Хеннер и его сын Натан вышли из железных ворот крепости Виллах.

— Хвала господу нашему! — с благоговением прошептал дядя, вознеся к небу благодарный взор.

Счастливое освобождение свое и сына от неминуемой гибели он приписывал Божественному провидению наряду с великодушной поддержкой со стороны брата Лео.

Впрочем, был еще и некто третий, кто опосредованно приложил к этому руку. Фамилия его — Ульянов. Тот самый, который под именем Владимир Ильич Ленин взял в свои руки всю власть в Петербурге. Об этом, впрочем, дядя Хеннер даже не догадывался, поскольку, как известно, газет он не читал. Не знал он и о том, что Лео ради его освобождения выложил на стол все свое состояние. Разумеется — и нам это хорошо известно — с большой неохотой расстался он со своими деньгами, чтобы поручиться за несчастного брата и тем вызволить его из беды.

Ленин между тем заключил мир с военными противниками России, в том числе и с Австрией, чей монарх от радости приказал открыть тюрьмы и сейчас же выпустить всех заключенных. Одним из первых, кто получил свободу, благодаря столь неожиданному порыву монарха, был как раз дядя Хеннер. Совершенных преступлений за ним не числилось, к тому же немаловажную роль сыграл приличный залог, внесенный за него братом. Словом, его выпустили, и он в числе многих других счастливчиков на собственной шкуре познал всю благодать монаршей милости. При этом с залогом пришлось распрощаться, потому как он прямиком перешел в собственность двойной монархии. В итоге все остались довольными: дядя Хеннер обрел свободу, кайзер — деньги несчастного Лео, а Ленин — полнейшую власть на необъятных просторах России. Мировая история продолжила свой привычный ход, а вместе с ней и Хеннер после трехлетнего перерыва возобновил свое паломничество с того самого места, где оно в первый день мировой войны было прервано столь драматическим образом. Двое странников продолжили свой путь в Вену. Все, что было у них в руках, это неизменная скрипка и черный деревянный крест, а в душе — непоколебимая вера в покровительство Пресвятой Девы.

* * *

18 декабря около полудня оба странника свернули наконец на Фрейтаггасе. Минутой позже они позвонили в дверь, на которой значилось: «Яна Розенбах, вдова придворного фотографа Лео Розенбаха».

Выйдя на звонок, Яна не поверила собственным глазам:

— У меня галлюцинации! — воскликнула она.

— Ты все так же прекрасна, Яна, как десять лет назад, — произнес Хеннер звучным баритоном, низко склонив голову, — и ты совсем не изменилась!

— Господи, да откуда же вы взялись, и почему только теперь?

— Три года подряд томились мы в страшной темнице. Тысячу дней и ночей! Все, что осталось от нас, это наши души, а тела наши — разрушены, раздавлены.

— Да что же произошло? Не хотите ли вы войти в дом?

— Тысячу дней и ночей все мои мысли были обращены к тебе, Яна, я думал о твоих глазах. Я боялся единственного, что они утратят свой блеск…

Странники вошли в дом и смущенно огляделись, не проронив ни слова. Здесь все было не так, как в прежнем жилище.

— Как видите, я уже совсем старушка, — кокетливо сказала Яна грустным голосом, прерывая неловкое молчание.

— Я боялся, что твои губы увянут, — ответил Хеннер.

— Твоего брата больше нет, Хеннер, — продолжала Яна. — Лео покинул нас навсегда, потому что я была недостаточно добра с ним.

— Но ты осталась такой же молодой, Яна. И ты по-прежнему женщина моей мечты.

— Мальва вышла замуж, — сказала Яна, пропуская мимо ушей слова Хеннера, — теперь и она ушла от меня и живет в городе. Наш дом опустел.

— Я знаю, — продолжал Хеннер, — что ты веришь в меня. Ты всегда верила в меня. Я не виновен, Яна…

— Давай не будем об этом, Хеннер!

— Они хотели сделать из меня шпиона, эти идиоты. А мы молились за нашу Австрию. Каждое утро, когда просыпались, и каждый вечер, отправляясь ко сну.

— Ты ходишь босиком, Хеннер, почему ты не в обуви? И что означает крест, который ты держишь в руках?

— Я стоял под виселицей, дитя мое. Они уже накинули петлю мне на шею. Я даже попрощался с сыном и мысленно обратился к нашему Отцу. Но этот крест спас меня. В самую последнюю минуту моей жизни.

— Лео поручился за тебя, Хеннер. Ты знаешь об этом? Впервые после нашей свадьбы в доме появились деньги. И все их до последнего гроша он отдал. За тебя. Потому что мы в тебя верим.

— Ты веришь в меня, Яна, только ты. Я это знаю. Я это чувствую. На виселице стоя, я чувствовал это. Ты, но не Лео. Он презирал меня. Всегда. К тому же он был ревнив, потому что не его ты любила, а меня…