В боях за Украину - [21]

Задуматься было над чем. Что случилось? Почему к середине дня наши атаки повсеместно захлебнулись, несмотря на то, что враг нес большие потери? В донесениях, которые проверялись и перепроверялись, указывалось, какие потери он понес. Над полем боя дымились танки противника, на нашу сторону наносило смрад от горящей краски на броне.

Наши войска взяли много пленных. Начинала слегка приоткрываться загадка столь сильного и активного сопротивления врага.

Противник создал на участках прорыва фронта глубокоэшелонированную оборону. Подбросил новые части. Наутро, как теперь явствовало из показаний пленных, нас ожидали крупные силы противника. Пленные показали, что к частям, расположенным на нашем участке фронта, подходили на подмогу соединения двух немецких танковых дивизий: 17-й и «Викинг».

Этой же ночью нам передали через командование фронта, что наступление противника на Курской дуге потерпело полный провал, что наступление войск Западного, Брянского и Центрального фронтов успешно развивается — наши войска взломали оборону противника, и в прорыв вводятся значительные силы. Враг, отчаянно обороняясь, начал отступление…

Должен сказать, что в те дни получить полную информацию о битве на Курской дуге было трудно. Кое о чем мы могли только догадываться. В те дни мы не могли получить и достоверного представления о масштабах выигранного нами сражения. Теперь, зная весь ход операций наших фронтов в июле сорок третьего года после оборонительных сражений на Курской дуге, можно сказать с уверенностью: нашим наступлением в Донбассе мы ослабляли вражеский фронт под Курском и под Харьковом. Стало быть, уже одно то, что противник из-за удара на нашем участке фронта вынужден был распылять свои силы, оправдывало наши действия. Вместе с тем, когда фронт в одном месте тронулся и враг потерпел значительное поражение от наших соседей, надо было наступать, чтобы лишить его возможности маневрировать войсками.

Мы досадовали, что не удается расширить наступление, между тем, самый факт наступления нашего Юго-Западного фронта и захват нами оперативной инициативы у противника были уже немалым успехом в стратегическом замысле огромного масштаба.

Стало быть, наступать, давить на противника по всему фронту — и ни на минуту не ослаблять этого давления!

Поздно вечером я принял решение: с утра 18 июля, на второй день наступления, ввести в бой второй эшелон армии и танковую группу М. Г. Вайнруба в составе двух танковых и самоходно-артиллерийского полков. В ночь с 17 на 18 июля танки М. Г. Вайнруба были переправлены на правый берег Северного Донца.

Всю ночь напряженно работали переправы. Надо было пропустить не только войска, но и перевезти массу грузов, артиллерию, танки, боеприпасы, кухни. Но даже и ночью не прекращались удары авиации противника по переправам. Было ясно, что на нашем участке фронта наращиваются авиационные силы противника. К рассвету начали поступать в штаб армии сообщения авиаразведки о массовом движении гитлеровских войск к нашему участку фронта. По дорогам двигались немецкие танки, артиллерия, самоходные орудия. Самолеты, вылетавшие на бомбежку, встречали мощное воздушное прикрытие противника. Эти данные авиаразведки совпадали с показаниями пленных гитлеровских офицеров. Таким образом, вырисовывалось, что командующий группой армий «Юг» Эрих фон Манштейн перебросил две танковые дивизии 24-го танкового корпуса из-под Харькова и вводил их в бой против нашей армии. Вслед за 17-й танковой дивизией и танковой дивизией СС «Викинг» против войск Юго-Западного фронта перебрасывался 3-й танковый корпус со средствами усиления. В районе Макеевки на прикрытие Донбасса от ударов Южного фронта немецко-фашистским командованием были также сосредоточены танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Райх» и «Мертвая голова», переброшенные из района Белгород — Харьков.

В разные времена по-разному человек воспринимает те или иные известия. Прямо скажу, когда меня ознакомили с донесениями летчиков о широком передвижении вражеских войск, о подходе крупных их резервов, мне стало не по себе. Наши силы в наступлении таяли, противостоящие нам на правом берегу Северного Донца силы противника возрастали. Мы отчетливо сознавали, что такое дивизии 24-го танкового корпуса, какой они обладают маневренностью, как значительна их огневая мощь.

Пытаясь удержать за собой Донбасс, Гитлер и Манштейн шли на огромный риск, ослабляя свой фронт под Харьковом, там где на них надвигались силы двух фронтов — Воронежского и Степного.

В те часы, когда против армий Юго-Западного фронта появились немецкие танковые дивизии, переброшенные из-под Харькова, мы понимали, что это облегчит наступление Воронежского и Степного фронтов — Н. Ф. Ватутина и И. С. Конева. Об этом мне не один раз говорил Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Наступление фронтов под командованием Н. Ф. Ватутина и И. С. Конева началось 3 августа, когда удары Юго-Западного фронта уже начали ослабевать, когда мы убедились, что развить наступление здесь не удастся.

Для нас наступление Воронежского и Степного фронтов как бы затянулось, но для противника оно началось в какой-то мере внезапно. Он еще не успел вновь укрепить ослабленный фронт. Уже развернулось наше наступление под Харьковом, когда гитлеровское командование в спешном порядке вынуждено было перебрасывать из Донбасса на белгородско-харьковское направление (переброска шла с 3 по 9 августа) пять танковых дивизий — 3-ю и 7-ю, дивизии СС «Викинг», «Райх», «Мертвая голова» и управления 24-го и 47-го танковых корпусов.