В бобровом краю - [9]
— А голос он подает?
— А как же! Наскучается иногда без меня. Приду кормить, а он мне: «Клек, клек!» Ласково так. Приветствует! Ну я тоже говорю: «Здравствуй, Яша!» И накормлю его. И есть еще особенность у птицы: любит купаться. Нальешь в таз воды, а Яша войдет в него и давай хлопать крыльями, только брызги летят! Так зимой бывает. А сейчас, весной, любит, когда его дождем обмывает… А потом перышки чистит. Здесь, на крыше, он теперь уж до осени будет…
Глядя на орлана, Сергей Петрович умолк. Его, видимо, тревожило, что Яша находился все время в возбуждении. Он то перебирал крючковатыми лапами, то поднимал и распускал огромные коричневые «крылья — явно он хотел куда-то лететь!
Мы с Сергеем Петровичем переглянулись и, поняв друг друга, молча повернулись к лестнице. Жаль, очень жаль, что орлана Яшу нельзя выпустить на волю!
Редкая охота
Августовским погожим днем с ружьем за плечами шагал я со спаниелем Томкой на поводке по проселочной дороге на утиное болото. До него оставалось километра три, и я уже предвкушал свою удачу, так как на этот раз я уехал из города в самую дальнюю даль, в глухие лесные места, куда не наведывались охотники и куда меня письмом пригласил один знакомый колхозник.
Нагружен я был по-охотничьему тяжело, но почти не чувствовал тяжести рюкзака, патронташа и ружья — сама радость легко несла меня вперед на своих крыльях.
Да и погода меня радовала. Было восемь утра, но солнце на безоблачном небе уже пригревало, поднявшись над зубчиками дальнего хвойного леса, и освещало несколько деревенских крыш, которые высовывались из-за бугра.
Дорога сворачивала на подъем к деревне, но я знал, что мне идти низом прямо по тропинке, и я уже завидел этот поворот по высокой жухлой траве, выросшей там.
А между тем справа и слева от дороги были колхозные луга, уже скошенные, с редко стоящими стогами. Урожай трав, видимо, был мал, и теперь луга использовались как выгон. Еще не ступив на тропинку, я приметил невдалеке стадо коров, кучкой стоявших на ровном месте среди уже поблекшей травы. Едва я взглянул на стадо, как меня что-то насторожило, а затем вызвало неясную тревогу. Это что-то состояло в том, что коровы не двигались и, приподняв головы, как бы к чему-то прислушивались.
Я подошел к стаду уже довольно близко, как вдруг из-за коров выбежала женщина в белом платке и темной кофте. Это была пастушка. Женщина что-то крикнула мне, а затем энергично замахала зажатым в руке прутом.
Для меня были неясны ее слова, но жесты оказались понятнее — мне сигналили убираться отсюда как можно быстрее!
Что было делать? Я остановился, не понимая, от кого и зачем мне надо бежать, и тут заметил: коровы раздались в стороны и пропустили массивного темного быка.
Протяжно мыча, он зловеще потряс полумесяцем внушительных рогов и, нагнув голову, рысью направился ко мне с Томкой.
Земля метнулась у меня перед глазами — так я резко повернулся и бросился бежать, таща Томку на поводке.
Луговина и вдалеке холм. Где укрыться? Ни дерева, ни куста! Догонит — и на рога! Всей спиной я чувствовал это и тут же заметил… рядом стоящий стог!
Я никогда не бегал так быстро, как к этому стогу. И Томка, тоже понявший опасность, летел теперь со мной наравне. Спасение зависело от нашей быстроты и сообразительности.
Забежав за стог, я сбросил рюкзак, быстро нагнулся, схватил Томку в руки и, размахнувшись, подбросил его наверх, на сено. Собака стала было сползать назад, но тотчас заработала лапами и застряла на стогу.
Как мне туда же? Ивовая ветка свешивалась с сена. Она была зацеплена другим концом за шест, вершина которого торчала из стога. Удержит ли ветка меня? Об этом некогда было раздумывать: бычий рев слышался рядом.
Схватившись за ветку обеими руками, я уперся коленом в стог, подтянулся, а затем перехватился правой рукой выше: ветка меня держала! Еще подтягивание, еще перехват, и… под моими ногами пронеслись рога быка, вырвав из боковины стога клок сена.
И вот я уже сижу на сене рядом с Томкой, держась рукой за жердь. Какая радость! Ловко же мне удалось спастись от быка!
Однако минуты три я все еще приходил в себя. Что-то очень неудобно упиралось в спину. Пощупал рукой. Да это же ружье! Я о нем даже забыл.
Я снял ружье, положил на сено, а сам уселся поудобнее. Томку придвинул к себе, а поводок намотал на жердь. Так надежнее, чтоб собака не свалилась вниз. И посмотрел на быка. Он стоял метрах в пяти от стога, поводя боками. Бык был темно-шоколадного цвета, лишь на лбу, пониже рогов, белое пятно. Теперь я хорошо видел, что у него мощная шея и взгляд исподлобья, а небольшие глаза налиты кровью. Бык сердито замычал, казалось, это был отдаленный гром. Сейчас он стоял озадаченный, очевидно, соображая, что делать дальше, но дикая ярость накапливалась в нем все больше и больше. Это было видно по вздыбившейся на загривке шерсти и по тому, как он лихорадочно втягивал ноздрями воздух, изредка поднимая голову.
«Так это он чует Томку!» — догадался я. И тут бык — настоящий живой таран — ринулся вперед и врезался рогами в стог где-то подо мной. Стог содрогнулся, меня с Томкой немного качнуло, а бык вылетел в сторону, вырвав целую кучу сена.