В бобровом краю - [10]

Издали донесся женский голос. Я повернул голову. Две пастушки — та, что была в белом платке, и еще другая, видно, помоложе, в брюках, — стояли на луговине, боясь приблизиться к стогу.

— Стреляй ты в этого дьявола! — крикнула та, что в платке. — Смучились с треклятым! Стреляй!

— Убьешь, и ничего тебе не будет! — крикнула молодая, в брюках, и мне показалось, что в ее голосе звучит насмешка. Подзадоривает, решил я. Вот фокусница.

Стог снова сотрясся, это бык опять врезался в него.

— Как это «стреляй!» — закричал я. — Бык-то ведь колхозный, а не ваш! Отвечать придется!

— Мы и ответим! — враз ответили пастушки.

— Знаю я эти шутки! — закричал я и тут же почувствовал, как стог закачался. Я невольно схватился рукой за жердь и чуть не упустил ружье, которое скользнуло вниз по сену… И тут началось нечто, похожее на землетрясение. Бык, угодивший в самую середину стога, «пробуравил» его глубоко и сам попался в ловушку. Теперь же он свирепо ревел и ворочался подо мной, явно стараясь как-то из стога выбраться.

Наконец это ему удалось, стог покачнулся, жердь дернулась, и я стал оседать вместе с сеном, которое уползало в сторону.

Я судорожно уцепился за жердь, толкая собаку коленом и стараясь не только удержаться на месте, но и продвинуться вперед. Когда мне это удалось, мы все же оказались на вершине стога, а внизу под нами, как говорят, разверзлась пропасть. Одного бока стога как не бывало, а из обрушившегося сена уже вылезала темная фигура быка.

«Сейчас он ударит, и мы… там!» — невольно мелькнуло у меня в голове.

— Собаку сбрось! Сбрось собаку! Бык-то из-за нее напал! А сам спасешься! — услышал я чуть ближе, чем раньше, голос молодой женщины.

— Дудки! — закричал я в ответ. — Собакой не пожертвую!

Бык, ревя и отфыркиваясь, поворачивался опять к стогу. Сейчас он рванется вперед.

Рывком я поднял с сена ружье и, выпустив из руки жердь, взвел курок. Приложил приклад к плечу. Прицелился левее морды и выстрелил.

Отдачей ударило в плечо. Дымом застлало глаза. «Неужели не дошло предупреждение?» — испуганно подумал я, заметив, что бык шагнул вперед и замотал головой, раздувая ноздри.

Ага, пороховой дым не понравился! Быстрее заряд! И вновь, взяв прицел чуть левее, я выстрелил.

Бык качнулся в замешательстве, изогнулась крутая шея. Вот-вот он начнет отступать! Я быстро выхватил из патронташа патроны, перезарядил двустволку. Дать дуплетом? И выпалил из обоих стволов сразу.

Даже сквозь дым было заметно, что бык, нагнув рога, медленно пятится. «Ага, дошло!» И я, лихорадочно перезаряжая ружье, стрелял и стрелял слева, справа, не давая быку прийти в себя. Наконец, в десятке метров от стога, животное стало поворачиваться боком и вскоре показало опущенный хвост. Вдогонку я еще пальнул разок, вверх, и бык с шага перешел на рысь.

Я сдернул с себя кепку — мне было жарко — и обнял лежавшую рядом собаку.

Беглянка

В аэропорту клетку с росомахой выгрузили из самолета и поставили в багажник «Волги».

При неярком свете зимнего дня машина понеслась по шоссе среди заснеженных полей и хвойных перелесков к месту назначения — в зверохозяйство. Редкого обитателя тайги и тундры везли для изучения, но росомахе не было никакого дела ни до ученых, ни до науки — зверя интересовало только одно — вернуть утерянную свободу.

Шофер и проводник с двумя лайками спокойно сидят в машине, и с виду все идет пока благополучно, тогда как в клетке уже заканчивается многочасовая беспрерывная борьба зверя с жестью, которой изнутри обит ящик.

У росомахи небольшая голова с округлыми ушами. Глаза ее так и сверкают в полутьме клетки: зверя будоражат лесные запахи, доносящиеся через вентиляционное оконце.

Непрерывно шарящие когти передней лапы росомахи наткнулись на небольшое отверстие в жести. А коготь уже вдавлен в него. Рывок! Снова рывок, и жесть слегка приподнята! Теперь уже коготь можно всунуть глубже и рвануть как следует. А силы у росомахи хватает! И вот жесть оторвана от доски. Теперь крошится под когтями дерево на стыке между досками. Летят щепки. Небольшая щель все увеличивается.

Люди в машине слышат подозрительный шум и потрескивание сзади, беспокоятся лайки, но тревоги не возникает, железо против зубов и когтей всегда выстоит.

А росомаха, проломив доску, уже вывернула ее концы наружу. Правда, дыра еще мала, не пролезть, и росомаха вновь принимается дергать и отрывать железо, а затем грызть дерево. Наконец вывернута и вторая доска. Росомаха просовывает в отверстие голову, затем передние лапы, с трудом протаскивает свое мохнатое короткое туловище. И вот зверь напряженно стоит на краю багажника, затем — точный прыжок, и росомаха бежит по колее дороги…

«Волга» идет юзом и останавливается.

Проводник, молодой человек в шапке и белом полушубке, выскакивает из машины и бросается вслед росомахе.

А она уже взбежала на вал у обочины шоссе, на секунду повернула голову и, оскалившись на проводника, скрылась за гребнем сугроба.

Она быстро уходила по снежному полю. Слева, вдали, виднелись две высокие трубы завода и несколько зданий — там был город. Справа белое поле сливалось с серым зимним небом у далекого горизонта. Росомаха выбрала среднее направление и бежала прямо, к чуть видимому вдали хвойному лесу. Быстро перебирая лапами и мотая метелкой хвоста, она очень торопилась уйти от шоссе, от тревожного гула проходивших по нему автомашин. Кроме того, беглянка, оказавшись среди бела дня на открытом месте, чувствовала себя в опасности. Ведь она привыкла вести ночной образ жизни и никогда не находилась в роли преследуемой, скорее, она сама всегда преследовала свою жертву.