В Бездне - [13]

Герберт думал: не правда, когда говорят, что тем, кто крестится, прощаются все грехи. Памятуя об этом, Герберт с супругой считали, что грехи им автоматически списываются. Более того, если кто-то случайно нарушил заповеди ещё раз или не осознал чего-то, потом можно исповедаться, и грехи снова будут отпущены, Бог не поставит их в вину!

Но бесконечная школа жизни заставляет побывать во всех положениях. Если ты кого-то угнетал, то обязательно будут угнетать тебя; если был богатым — станешь нищим. Если ты был плохим сыном, предал отца, то и твой ребёнок поступит так же. Зачем такая скрупулёзная мелочность?

Итак, в какой-то момент Эльза решила, что всё же выйдет за Герберта замуж, и, преодолев невероятные сложности, молодые парень и девушка стали одной семьёй.

Родители с обеих сторон упорно раскачивали лодку, тянули каждого супруга в свою сторону. Особенно старались родители Эльзы. Они истово ненавидели как жену своего сына, так и мужа своей дочери. Для них не существовало на свете людей хуже.

Иногда отношения между Гербертом и Эльзой висели на волоске, но всё же любовь преодолевала преграды. Основным противоречием пары был спор следующего характера. Эльза считала, что жить надо обыкновенной жизнью, в ней без труда угадывалась психология поломойки: едва закончился рабочий день, нужно отложить швабру в сторону, а дальше хоть трава не расти. Герберт же, наоборот, терпеть не мог стандартных путей и всегда искал необычные дороги, набивая немало шишек.

Герберт был сама противоречивость. Он создал ласковый мир своей фантазии, в которой его возлюбленная была плюшевой зайкой, а он милым медвежонком. Его убеждённость, что он не мужчина, а плюшевый медведь, не мешала ему быть цепким и довольно рациональным.

Надо признать, Герберт оказался весьма успешен и к тридцати годам создал бизнес, сколотил состояние и обосновался в собственном поместье в благополучной стране.

Как многие другие люди, вокруг Герберта имелся ряд частных и государственных лиц, считавших, что по нему, сукиному сыну, давно плачет тюрьма, однако ничего особенного за мужчиной не числилось — было больше шума, чем огня. Эльза поневоле вовлекалась в эти дрязги, и нервная система обоих супругов, несмотря на молодой возраст пары, была истощена. Жена имела привычку полностью терять рассудок в критические дни, превращаясь в безжалостную фурию. У Герберта же наблюдались мощные перепады настроения, однако их периодичность не была столь очевидна.

Эльза была как оборотень. В обычном своём состоянии это милый и ласковый ангел, заботливый и готовый к самопожертвованию. Но в какой-то момент она превращалась в желчную, завистливую, полную ненависти женщину, причём без видимых внешних причин.

Герберт знал о приближении ужасной метаморфозы по тому, что накануне Эльза обычно принималась безо всякой причины извиняться, словно чувствовала своё грядущее озлобление.

Вот и в последний раз Эльза сказала:

— Прости!

— За что?

— Просто прости.

И на следующий день началось…

Последние несколько лет перед приближением своего дня рождения Эльза входила в особо тяжёлую форму озлобленности. Позже Герберт осознал, что Эльза считала, будто в с каждым годом становится сё менее привлекательной и удаляется от осуществления своих подспудных желаний. Как оказалось, Герберт не интересовал Эльзу как мужчина. И поэтому она всё больше опускалась, превращаясь в старуху, не следила за собой. Она часто жаловалась Герберту, что хочет и не может похудеть, чтобы стать привлекательной. Герберт искренне отвечал, что любит её и такой! И недоумевал: для кого ей хочется стать привлекательной?

Герберт надолго уезжал по делам, чтобы избежать скандалов с Эльзой. Но это ещё больше её злило, и в последний раз она не дала Герберту уехать, пригрозив: «Только попробуй, я разгоню всю твою кодлу».

Герберту было жалко своих домочадцев, и он остался. Впрочем, как бы он ни поступил, разрушительная ненависть Эльзы всё равно довела бы дело до конца.

Противодействие Эльзы всему, чем бы Герберт ни занимался, не было явным и открытым, но зато оказывалось весьма действенным. Муж пускался в продолжительные увещевания жены, но толку было мало. Не дай бог, если он осмеливался заявлять, что причин для разногласий нет, что жизнь прекрасна и хорошо устроена и что дело в пресловутых критических днях или климаксе! Эльза приходила в ярость, и в какой-то момент каждый из дней жизни стремился стать критическим!

Однажды Герберт заболел, а если быть точным, вообразил себе, что смертельно болен. Целый год оба супруга безрезультатно посещали психолога и в итоге обзавелись стойкой привычкой к приёму антидепрессантов. Если Герберт использовал препараты аккуратно, ограждая страшного себя от окружающих, то Эльза употребляла их бессистемно и урывками. Попытки объяснить жене, что её очередное недовольство связано не с реальностью, а с химическими процессами в мозге, приводили к тем же результатам, что и в ситуации с критическими днями.

Герберт был неопытен в отношениях с женщинами, и ему казалось, что всё так и должно быть. Он бесконечно уступал, мирился, извинялся, а отношение к нему жены и детей с годами становилось всё хуже.