В безднах Земли - [12]
На другой же день я отправился в Ратнапуру.
Переправившись через реку по висячему мосту, мы с Кальдерой увидели гору, сложенную, по словам Дераньягалы, известняками. Ее склоны поросли буйной растительностью, но вдали все же можно было различить скалистый обрыв. В деревне один из местных жителей согласился проводить нас выше, туда, где находились грот, служивший храмом, и еще одна неисследованная пещера.
Подъем был не очень продолжительным, и вскоре на левой стороне небольшого обрыва мы заметили отверстие, основание которого было скрыто в густом переплетении лиан. Я устремился было вперед, но Кальдера удержал меня и велел проводнику расчистить тесаком вход, что тот сделал весьма неохотно. Как я его понимал! Но ни гадюк, ни кобр не оказалось. Когда проход был освобожден от самых толстых лиан, я проскользнул в него и ступил на почву с мощным слоем гумуса, которая резко шла под уклон. Спускаясь лицом к стене, я вскоре очутился в нижней части расщелины, высокой и узкой, где взял пробы для исследования. Легко продвигаясь вперед, метров через пятьдесят я вышел на вольный воздух! Эта полость лишь соединяла оба склона холма. Как ни странно, я не испытал разочарования, смутно предчувствуя, что по соседству обнаружу другие гроты.
После этой первой разведки я вернулся к входу в большой грот, где неподвижно и величественно стоял буддийский монах, одетый в золотисто-желтый плащ. Оставив там свои вещи, я снова пустился в путь. Моей целью было взобраться на обрыв, замеченный из долины, и отыскать входы в пещеры, но я нашел только углубления под скалами.
Пока я карабкался вверх, Кальдера не терял времени даром. Из разговора с аборигеном он узнал о местонахождении грота, считавшегося очень глубоким. При первой же разведке этот грот, расположенный у подножия высокого обрыва из кристаллического известняка, показался мне весьма интересным.
На другой день с геологическим молотком у пояса и тесаком в руке я протиснулся в довольно узкое отверстие, загроможденное большими глыбами. Грот оказался замечательным, и я усердно исследовал все его закоулки, обливаясь потом от сильной жары.
В пещере Раван-Элла свод усеян множеством гнезд ласточек-саланганов (блюдо, которое пользуется большой популярностью у китайских гурманов)
Накануне я заметил, что в стенах кое-где вкраплены кристаллические минералы, которые я принял тогда за корунды, то есть за нечистые сапфиры [4]. Но взять геологические образцы по всем правилам было практически невозможно, и я с большим волнением осматривал стены и основание.
Вдруг я наткнулся на стену, изрытую выемками, и мной овладела "золотая лихорадка". Полными пригоршнями я набирал предполагаемые корунды, и, хотя среди них не нашлось ни одного камня безукоризненной чистоты, я был в высшей степени доволен. Ведь самым важным для меня были не сапфиры, а подтверждение моей теории, моей идеи.
Эта идея весьма проста: состав подземных осадков не что иное, как отражение минералогического характера, во-первых, горных пород, образующих бассейны склонов выше гротов, а во-вторых, пород, образующих сами полости. Это означает, как показали мои работы по подземной геологии, что некоторые гроты могут превращаться в "ловушки" для отложений и содержать полезные минералы и руды, которые могут образовывать настоящие жилы.
Чтобы доказать эту рабочую гипотезу, не было надобности ехать так далеко; это можно было сделать и во Франции. Действительно, перед своей экспедицией в Шри-Ланку я думал, что в некоторых гротах пустошей возле Нима, в глубине пещерных осадков должны найтись золотые песчинки, принесенные реками бассейна Гар с кристаллических Севенн.
Доказать это было нетрудно: я выбрал одну из полостей, морфология и местоположение которой свидетельствовали о том, что она некогда выполняла функции понора [5], то есть была местом поглощения вод. Подземные отложения здесь должны были обязательно содержать золото, конечно, в количестве, недостаточном для разработки (поскольку во Франции нет открытых россыпей, пригодных для этого). В противном случае гипотеза неверна.
Я почувствовал приступ самой настоящей "золотой лихорадки", когда увидал в своем лотке золотистые металлические крупинки, отличавшиеся от гораздо более многочисленных блесток слюды, как окончательно установил в лаборатории подводной геологии мой руководитель, профессор Жак Буркар.
Вот почему, набрав в гроте Бататоты полные пригоршни гранатов, я был счастливейшим человеком в мире. Поставленная мной цель достигнута: после золота во французских гротах — корунды в пещерах Шри-Ланки. Оставалось обнаружить когда-нибудь в Колумбии бериллы и изумруды, в бирманских известняках — рубины и, наконец, месторождения алмазов — в наносах гротов Катанги и, может быть, Южной Африки.
Теперь я мог спокойно возвращаться во Францию. Буркар, который был в курсе моих научных целей, будет гордиться своим учеником!
В Бататота-Лене я нашел также иглы дикобраза и нечто вроде паучьего гнезда из мондмильха ("лунного молока") [6], частично черного, частично белого.
Во время посещения пещеры в большей части гнезд были один — два птенца и яйца
