По классу проносится шелест смеха, будто воробьи взлетели все разом с одной яблони.
— Что-то ты развеселился, Петров, — говорит Елена Григорьевна слишком приветливо. — А ну-ка иди сюда и помоги нам.
Снова стая воробьёв с яблони. Затем Ольга слышит, как Петров встаёт из-за парты.
— А ты, Лаврёнова, садись. — Тут Елена Григорьевна как бы разводит руками. — Опять плохо!
Не поднимая головы, Ольга идёт к себе на место.
— И дай, пожалуйста, дневник. Кстати, я всегда прошу выходить к доске с дневниками.
Ольга садится за парту, затем встаёт:
— Я его дома забыла.
— Вот как? — Пауза. — Хорошо. Принесёшь после шестого урока. Я сегодня в школе до трёх тридцати.
Класс решает пример. Ольга сидит над пустым тетрадным листом. Только бы не заплакать. А дневник всё равно дать придётся. Она ведь не забудет, Елена. И на следующем уроке спросит, и через урок… Вдруг Ольга поднимает руку.
— Что, Лаврёнова? Дневник отыскался?
Это уж зря она!.. Хотя раз ты обманываешь, то можно над тобой и поехидничать.
— Ну так что случилось-то, Лаврёнова? Мы ждём.
— Можно выйти?
Пауза. Ольга стоит, уперев взгляд в парту.
— Я сейчас начну объяснять новое…
Ольга молчит.
— И опять ничего знать не будешь…
Ольга молчит.
— Ну что ж, иди!..
Наверно, хотела добавить: «Коли невтерпёж». Но промолчала. Или постеснялась.
В уборную! Здесь хоть нареветься можно вдосталь… Нет, нельзя! Нос распухнет, глаза будут красные — сразу заметят.
Она поплакала самую малость. Только самые горькие слёзы сверху выплакала — и всё. Глаза насухо промокнула платочком, нос высморкала. Посмотрела на любимые свои новенькие часики — до звонка пять минут. Рукой махнула и облегчённо и обречённо: не пойду уж!
Внизу на спортплощадке шёл урок физкультуры. Мальчишки гоняли в баскетбол изо всех сил, стараясь побольше наиграться за оставшиеся минутки. Степан Семёнович, улыбаясь, следил за ними.
А девчонки прыгали через верёвочку. Но поспокойнее, потому что думали, что мальчишки на них всё же поглядывают. Наверное, пятый или четвёртый класс…
Ольга усмехнулась, покачала головой: всего только год разницы, а малыши малышами!.. Но за секундную эту, крохотную радость опять её стали грызть тоска и тревога.
Ей представился сегодняшний вечер. Отец:
«Ну как сегодня?»
Ольга опустит голову и пожмёт плечами. Тогда отец сразу же, без спросу, откроет портфель и вынет дневник:
«Так, значит. Разговелись! Слышишь, Наталья Борисовна?»
Мама войдёт в комнату, глянет, сядет на стул, бессильно обронит руку, как Анна Каренина в фильме:
«О господи! По какому? По геометрии опять?»
«По алгебре!» — скажет папа со значением.
«О господи, Оля! Ну до каких же пор…»
И тут дверь приоткроется, в щели возникнет лисья мордочка Лёньки.
«Сейчас же выйди!» — крикнет папа и зверски так двинет стулом по полу, что просто страшно сделается.
И тогда мама тоже крикнет:
«Прошу тебя, Георгий, не кричать!»
«А я тебя прошу не кричать!.. Я совершенно не хочу, чтобы Леонид и Родион знали, что старшие в семье ссорятся».
«И всё-таки, — опять крикнет мама, — это не повод для того, чтобы…»
И они начнут ссориться. А Ольга будет стоять у окна сжавшись, сжав руками подоконник, боясь даже слезу обронить… В конце концов папа крикнет:
«Ну это уж, Наташенька, я не знаю, что такое! В чём ты, собственно, меня обвиняешь?! Я работаю как вол!..»
«Успокойся, — скажет мама презрительно, — никто тебя…»
«К чёрту!» — И отец вылетит из комнаты, треснув дверью.
И тогда мама сядет к столу, заплачет, обняв ладонями лоб. Ольге будут видны только мокрые её щёки. Потом она поглядит на Ольгу:
«Вот что из-за твоих фокусов выходит, ты видишь?»
И уйдёт.
* * *
Однако остаток школьного дня прошёл без плохих происшествий. На истории она даже получила четвёрку. Могла и пять получить, да забыла одну совершенно ерундовую дату — просто голова не тем была занята.
Тамара Густавовна колыхнулась на своём стульчике, могучая, грузная. Обычный школьный стул казался под нею игрушечным крошкой. Она колыхнулась, глянула на Ольгу огромными серыми глазами и произнесла низко, из груди, словно певица:
— Молодец, Оля! Садись, давай дневник.
Ольге неудобно было перед классом, и она сказала:
— Я позабыла, Тамара Густавовна, дома…
Хотя, наверное, никто уже ничего не помнил.
А Ольга, вышло, своим враньём только себе хуже и сделала. Ведь всё равно после уроков придётся нести дневник Елене Григорьевне. Но если б Ольга не врала, то рядом с двойкой стояла бы ещё и четвёрка по истории — хотя и слабая защита, но всё же.
После шестого урока она отправилась домой. Будто правда за дневником, будто за ней следил кто-то. Хотя, конечно, никто за нею следить не собирался.
Ольга по привычке заглянула в холодильник. Есть совершенно не хотелось. Но когда у тебя младший брат, куда ж тут денешься! Она спросила:
— Лёнь, кушал?
— Не-а…
Она разогрела, поставила две тарелки. Вот какое глупое положение: надо было спешить, но так спешить не хотелось!
— Лёнь, уберёшь? Я в школу на полчасика.
— Лана! — беспечно отозвался Лёнька.
Он был весёлый и сговорчивый братишка. И учился хорошо. Если двойки и хватал, то по предметам, которые всегда можно выучить: по географии, по естествознанию… Не то что Ольга — по математикам!
