В Березках звонит колокол - [4]

— Здравствуйте! — нестройно ответили ребята.

Вечер этот был действительно добрым. Пусть похлебка опять не сварилась вовремя, пусть за окнами шла бесконечная зима двадцать первого года, но в холодном доме за Рогожско-Симоновской заставой пахнуло самой настоящей весной!

Лёнтя не помнил своей матери, но ему сейчас подумалось, что она была такой же, как эта женщина, — улыбающейся, немного сгорбленной, чуть-чуть седой. И руки у нее были такие же — грубоватые, смуглые, сложенные на груди.

Женщина подошла к столу, глянула в пустые миски и сказала:

— Так вот что, ребята. С этого дня у каждого из вас семья будет. Понятно?

— Нет, не понятно…

— А чего же тут неясного? Вот разберем сейчас всех по домам, и всё. Пирогов не обещаем, но будет вам все-таки малость получше. Ленин позаботился.

— Ленин?

— Да, Ленин.

— Это как же, насовсем берете?

— Ну, пока на воскресенье, а там видно будет. Согласны?

Директор стоял за спинами пришедших и подавал какие-то знаки ребятам, но они смотрели только на эту женщину и молчали.

— Ну так как же? — повторила она свой вопрос.

Ребята не знали, что сказать. Большинство из них вообще не знало, что такое дом и семья.

— Молчание — знак согласия! — за всех ответил директор.

Кто-то облегченно вздохнул:

— Правильно…

— Ну вот видите, как хорошо! — Женщина, обутая в тряпичные валенки, обернулась к директору. — А вы тут к понедельнику истопите немного. Сухие дрова тоже будут — сегодня у нас литейный на субботник ушел.

— Истоплю.

Шефы осмотрели комнаты с разбитыми зеркалами, вмазанными в стены, обследовали все уголки когда-то богатого купеческого дома и ушли.

Каждый увел с собой кого-нибудь из ребят.

В доме вдруг стало непривычно пусто и как-то особенно холодно.

Когда директор, проводив всех, вернулся в столовую, он не сразу заметил, что в темном углу, сосредоточенно уставившись в дно эмалированной миски, насупившись, сидел рыжий Лёнтя.

— А ты что же? Где же ты был?…

— А я никуда не пойду.

— Это почему?

— Мне и тут хорошо. — Лёнтя и самому себе ни за что не признался бы в том, что его просто забыли в толкотне, поэтому он с безразличным видом добавил: — Дежурный я, завтра буду печи топить.

— Дежурный? Это тоже неплохо. Мне одному тут, пожалуй, не управиться.

Поздно ночью директор и Лёнтя разгружали с саней, кололи и складывали в сенцах присланные литейщиками дрова. Спать легли только под утро.

И приснился рыжему Лёнте удивительный сон. Он и раньше видел сны всякие. Снились ему далекие теплые страны, где люди живут сытно и весело. Снились даже индейцы с перьями, но такого сна, как этот, ему еще не доводилось видеть. Очень уж все ему ясно представилось, и он долго не мог понять, сон это был или не сон.

…Только было пригрелся Лёнтя под тремя одеялами, взятыми с пустых коек, в наружную дверь кто-то постучал. «Неужели, — подумал, — наши так быстро от шефов воротились?» Отбросил одеяла, босиком поскакал отворять. Бежит по коридору, доски холодом пятки жгут, а в дверь стучат все сильнее.

Снял Лёнтя ржавый крюк с петли и вздрогнул: на пороге прямо перед ним стоял Ленин — высокий, в военной шинели и сапогах. Вошел, поздоровался и спрашивает:

— А ты кто тут такой?

— Я Лёнтя. Наши все к шефам уехали.

— К шефам? А ты что же?

— Я дежурный.

— Дежурный? Ну-ка, показывай мне свои владения.

Лёнтя повел Ленина по комнатам:

— Вот красный уголок. Вот столовая. Вот спальня — видите, наш директор как крепко спит?

— Директор?

— Да. Не будите его, устал он. Всю ночь шефские дрова колол.

— Дрова? Это хорошо… — Ленин снял шапку, подул в кулаки, поежился: — А у тебя здесь не жарко! Где же твои дрова?

— Мы хотели попозже топить, чтобы не выстудило к утру, но раз такое дело, затоплю сейчас.

— Топи. Я-то человек привычный, а ты тут промерзнешь насквозь и товарищей своих заморозишь.

Лёнтя приволок охапку поленьев, растопил печь, поставил скамейку перед потрескивавшей железной дверцей:

— Грейтесь, товарищ Ленин!

Ленин сел рядом с Лёнтей, поглядел, прищурившись, на огоньки в печи:

— Как, говоришь, тебя зовут-то?

— Рыжим меня ребята зовут, но по-правдашнему я Лёнтя. Так даже у директора в книжке записано, можете посмотреть.

— Верю и без книжки. Но почему же все-таки, Лёнтя, шефы тебя с собой не взяли?

— Вам, товарищ Ленин, честно сказать?

— Ну, конечно же, только честно.

— Да оттого, что рыжий, вот и не взяли! Это я точно знаю…

— А ты же сказал, что дежурный? Уж что-нибудь одно!

— На дежурство я уж потом заступил. Вы только не говорите им ничего.

— Кому — им?

— Шефам.

Ленин рассмеялся. Но не каким-нибудь там обидным смехом, а так, легонечко — одними глазами:

— Что не взяли, это действительно очень досадно, а что рыжий, так это ж сущие пустяки!

Ленин помолчал немного, погрел руки у огня и говорит:

— А теперь едем ко мне, чайку попьем.

— А сахар у вас есть?

— Сахар? Тебе, Лёнтя, честно сказать?

— Честно.

— Так вот насчет сахара не ручаюсь, но думаю, что для тебя кусочек найдется.

— Едемте! Я не помню, когда с сахаром пил.

— Одевайся скорее! А ребятам я непременно скажу, чтобы рыжим тебя больше не звали — только Лёнтей. Согласен?

— Ага!..

Плохие сны снятся всегда до конца, даже с продолжением. Хорошие всегда обрываются на самом важном и интересном месте — это Лёнтя давно уже заметил. Вот и этот оборвался не ко времени.