В Беловежской пуще - [41]

— А что с ним случилось потом? — спросил Фриватт.

— Сейчас доложу. Отстреливаясь, мы вышли через парк в лес, оторвались от преследователей, но и сами заблудились... Я перевязал Генриху плечо. До утра мы шли по компасу на запад, день просидели в густой высокой траве. Хотелось есть, мучила жажда. Наши запасы остались в ранцах, которые мы бросили в часовне... У Грайнерта поднялась температура. Я знал, что облава продолжается, так как издалека до нас доносился шум автомобильных моторов. Днем мы прятались в лесных дебрях, а ночью пробирались на запад, к фронту...

Лишь на десятые сутки мы почувствовали приближение фронта: слышался грохот артиллерии, в небо взвивались разноцветные ракеты. Мы питались корнями и семенами растений. Грайнерту становилось все хуже. Его лихорадило, иногда он бредил. Мы не знали, где находимся...

Еще две ночи мы шли к линии фронта. Потом я оставил Генриха и пошел на разведку, так как мне казалось, что линия фронта уже совсем рядом... Разведав окрестности, я понял, что мы, фактически, находимся на передовой...

Мы попеременно то шли, то ползли. Благополучно миновали русские патрули. На рассвете оказались на краю какого-то болота. В нескольких сотнях метров впереди я увидел наши окопы. Когда я сказал об этом Грайнерту, тот в горячке, не владея собой, бросился вперед. Русские заметили нас, осветили местность ракетами и открыли огонь. Грайнерт был убит наповал недалеко от нашей линии обороны, там и остался. Я благополучно добрался до своих...

Барт умолк. Его долго ни о чем не спрашивали. Наконец Фриватт, закурив погасшую сигару, обратился с вопросом, который волновал его с самого начала, но который он боялся задать:

— Послушай, Барт. Ты старый и опытный диверсант, участвовал во многих операциях и из этого пекла, слава богу, вышел живым... Скажи... — Майор на минуту заколебался. — Скажи, это была случайность или... или русские были предупреждены о том, что вы там окажетесь?

Барт, жадно затянувшись сигаретой, некоторое время молча смотрел на Фриватта, а потом сказал:

— Герр майор, я долго думал над этим. И чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что это не было случайностью. Это было предательство. Русские знали об операции «Ксавир». Они ждали нас...

Майор Фриватт побледнел и нервно впился пальцами в подлокотники кресла. Через минуту он спросил:

— А как ты считаешь? Что с капитаном Текстером и остальными?

— Не знаю, — пожал плечами Барт. — Но думаю, что... Эх, лучше и не говорить! — И безнадежно махнул рукой.

Когда Текстер и его диверсанты спустились в склеп под часовней и осветили его карманными фонариками, они увидели низкое подземелье. Вдоль стен и в нишах стояли гробницы. Сыдонюк показал Текстеру дверь. Отпилили замок. Перед ними замаячила горловина узкого, наклоненного немного вниз прохода, который вел в подвалы замка.

Держа оружие наизготовку и освещая путь фонариками, диверсанты медленно продвигались вперед. Миновали несколько больших ниш, под ногами валялись обломки кирпичей.

Но вот ход расширился, и они оказались в просторном помещении с тремя дверями. Проводник о чем-то зашептался с Текстером. Они подождали, пока все диверсанты вышли из подземного хода и оказались возле них. Одна из дверей вела в подвалы замка. Это была прочная, дубовая дверь со старинным замком. Текстер осветил замок фонариком и стал подбирать отмычку.

Внезапно всем показалось, что по ту сторону дверей послышался подозрительный шорох. И когда они замерли в напряженной тишине, страшный взрыв бросил их наземь. Со свода посыпались кирпичи, штукатурка, песок. Подземелье наполнилось едким дымом и пылью. Ужас объял диверсантов. Многие были ранены.

Первым пришел в себя Текстер. Вскочив с пола и перепрыгивая через лежащих диверсантов, он бросился назад. Но при свете фонарика он увидел не темную горловину подземного хода, а глухую стену из мусора и земли, образовавшуюся после взрыва.

Отступление было отрезано. Крик ужаса и отчаяния вырвался у тех, кто успел заметить, что проход завален. В это время где-то со стороны дверей до них донесся приглушенный голос. Кто-то медленно говорил по-немецки:

— Ахтунг! Ахтунг! Немцы, вы в ловушке! Даем вам три минуты на размышление. Бросайте оружие и по одному выходите в двери, которые откроются. Мы будем рассматривать вас как военнопленных, иначе никто отсюда живым не выйдет...

— Штурмовать двери! — крикнул Текстер.

Диверсанты в безумном отчаянии и зверином страхе открыли огонь по дверям, но те не поддавались.

Капитан Текстер уже не мог владеть положением. Его подчиненные, толпясь в тесном подземелье, кричали, перебивая друг друга. Одни громко молились, другие посылали проклятия. Прошло три минуты...

— Ультиматум принят? — раздался тот же голос из-за дверей.

— Сдаться! Нет! Стрелять! — Крики смешались.

Вскоре в герметически закрытом подвале стало душно. Обвал, вызванный взрывом, прекратил доступ воздуха. Становилось трудно дышать. То и дело раздавались выстрелы. Несколько диверсантов покончили жизнь самоубийством. Затем поднялся глухой хриплый вопль отчаяния, раздались крики о помощи.

Через несколько минут одна из дверей подземелья открылась, и острый сноп света ударил по диверсантам. Они поползли к этому спасительному свету, откуда веяло свежим воздухом. Их обезоруживали и по одному выводили в одно из подвальных помещений замка.