В бегах. Цена свободы - [65]
— А тебе трудно следить и за ними, и за мной. Боишься промахнуться?
— Не промахнусь, не поле. Но и тянуть нечего. Не хочешь, так и скажи. Другой бы на твоем месте не раздумывал и секунды, а ты…
— Я не другой, дорогуша. Кстати, почему ты выбрала именно меня?
— А кого? Кого я еще могла здесь выбрать? Не задавай глупых вопросов, ты же умный мужик. Мог застрелить меня, а не застрелил. Когда я побежала, там… Думаешь, я дура, ничего не поняла?
— Спасибо и на этом. Мог, — согласился я.
— Тогда действуй. Ты пудришь мне мозги и тянешь время. И я вовсе не овца, как твой приятель-дебил думает. Козел! Ну не тяни. Говори: да или нет?
— Что ты станешь делать, если я скажу «нет»? — задал я ей прямой вопрос.
— Все, иди к ним! Валяй! — взмахнула она ружьем. — Вали, я сказала!
Я понял, что ее терпение кончилось, — значит, переборщил малость. Ничего, сейчас все поправим, я ей нужен. Выбирать, в натуре, было не из кого, Графу она не верит. Я молча повернулся и пошел по направлению к остальным. Сделав несколько шагов, остановился и как бы задумался.
— Хер с тобой! — махнул я рукой. — Девка ты крутая, как вижу, и поступаешь правильно. Скорее всего, я бы поступил так же, чего уж там. Золото есть золото.
— Тише! Тише, дурак! Ты всполошишь их раньше времени. Иди и свяжи всех ремнями. Скажи, я так велела, и ничего не объясняй. Понял?
— Понял. Десять минут всего делов-то, успокойся. Никуда они не побегут, кругом бурелом, не щекотись так, не щекотись.
Я пошел к остальным, обдумывая на ходу, что сказать Графу и как в двух словах «жевануть» ему суть. Услышат и остальные, вот в чем дело. К тому же девка тоже не дура, специально подойдет ближе, прислушается. Граф не усомнится во мне и без пояснений, но тем не менее. И не идти я не мог, от этого могло быть только хуже. С другой стороны, связывая им руки, причем всем, даже Графу, я рисковал не меньше, чем в случае отказа. Кто знает, как она поступит через минуту и что ей взбредет в голову? Нет, Графа я связывать не буду, ни в коем разе. А если заставит, настоит?.. Что ж, сделаю, как скажет он, он, а не она. Так будет честно и по жизни, без претензий. Если нам суждено подохнуть в этом лесу, ум не поможет. Но смогу ли я посмотреть смерти в лицо, когда есть шанс остаться в живых? Смогу ли?..
Я быстро оглянулся назад и увидел, что Нина идет за мной, понемногу приближается к стоящим, как я и ожидал. Гена и подполковник напряженно ждали, когда я подойду к ним. Очевидно, они хотели спросить, о чем мы толковали. Граф по-прежнему стоял спиной к нам, но, заслышав мои шаги, негромко кашлянул.
— Без вопросов, Боря. Пока так, — сразу сказал ему я и попросил отойти чуть в сторону от мента и водилы. Он послушался, отошел. — Теперь вы, — обратился я к другим. — Если хотите жить, делайте, что велю. Гена, сними свой ремень и подставь руки. Начнете артачиться, пострадаем все… Ну!
Водила прикусил губу и перевел взгляд на Нину, затем снова уставился на меня.
— Да делай, делай! Ничего, кроме пули, ты там не высмотришь. В эту игру два раза не играют, дуб! — Я специально заорал на него. Через две минуты я уже стягивал кожаным ремнем его сильные руки. Подполковник тоже послушно сдрючил свой ремешок, не задав ни единого вопроса.
— Годится или нет? — спросил я у Нины.
— Нормально. Не забудь про своего подельничка, — напомнила она о Графе.
— А вот о нем мы сейчас потолкуем, дорогая…
— То есть? — Она прищурилась и насторожилась.
— Отойдем на пару шагов, — предложил я.
— Нет, говори здесь, сейчас. Ты что-то надумал? Не советую, я предупреждала тебя.
— Ты еще не знаешь что. Отойдем. Эти уже не побегут, а он будет стоять на месте, пока я рядом. — И мы отошли.
— Ну? Почему ты не связал его? — хмуро спросила она.
— Я исполню все, что ты требуешь, но избавь меня от этой унизительной процедуры. Он — мой друг, брат. Если ты оставляешь в живых меня, то почему бы тебе не оставить в живых и его? Мы же вместе, оба, идем на Свердловск, ты знаешь.
— Нет! Для тебя я сделала исключение. Если ты не закопаешь всех… не останется никого. Ни-ко-го, — повторила она по слогам, и я понял, что подписываю сейчас собственный приговор. Подпишу или не подпишу? И вдруг шальная мысль мелькнула в моем мозгу: «А не проверяет ли меня эта хитрая бестия на вшивость? Не экспериментирует ли часом неизвестно для чего и зачем?»
— У тебя что, вообще ума нет? Сдурел или прикидываешься?! — Она просто негодовала из-за моей глупой просьбы. Девка все рассчитала и сделала «льготу» мне одному. Лишние свидетели ей не нужны. Четко, как в компьютере, мать ее в так! Не пробьешь и не убедишь — напрасный труд. Другая бы давно уложила всех подряд и грузила рыжьё в сумку, а эта еще базарит. — Начнешь с него, — не дала она мне расслабиться и подумать. — Сейчас я подам тебе ваш же нож, а сама понаблюдаю. Мужик ты хороший, но и ножик — ничего… Вдруг да швырнешь в меня. Друг же… Вот с него и начнешь, чтоб сомнений не осталось. Тебе же не привыкать… Сейчас, минутку. — Она бросилась за будку и подобрала с земли наш нож. — Держи! — Нинка швырнула его мне, а сама подалась назад.
Меня начало колотить; на лбу моментально выступил холодный пот, а во рту стало сухо, как в Сахаре. В такой переделке я еще не бывал. И главное, не с кем посоветоваться, некому сказать. Момент истины почти наступил. И Гена, и подполковник видели, как она швырнула мне нож, их нервозность и напряжение передались и Графу. Борька резко повернулся к нам лицом и попытался сориентироваться, сообразить, что происходит, пока девка не начала базарить. Но она промолчала, не стала требовать, чтобы он стал как раньше, спиной.
Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно.
Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — порти.
Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — портит.
Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.В книгу включены рассказы из лагерной жизни под общим названием «Зона глазами очевидца». Эти рассказы — не плод авторской фантазии. Все написанное в них — жестокая и беспощадная правда.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.
В Сан-Франциско один за другим погибают два известных бизнесмена. В обоих случаях почерк убийцы одинаков: жертвы усыплены снотворным и задушены голыми руками. У обоих на кистях рук оставлена надпись по-латыни: «Опоздание недопустимо». Подключившийся к расследованию детектив из России Олег Потемкин устанавливает, что погибшие любили живопись и в разное время заказывали свои портреты у одного и того же художника. Не здесь ли кроется разгадка преступления? Или все дело в латинской надписи, на поверку оказавшейся девизом элитной воинской части, воевавшей в Ираке? У ее ветеранов особый взгляд на искусство и… очень сильные руки.
Хозяева художественного салона Ирина и Рубен Левицкие больше ценят не сами картины, а доход от их реализации. И не церемонятся в способах обогащения. Легко могут подставить коллег, продав им подделку, за взятку организовать обыск у конкурентов или «заказать» особо несговорчивых. Доказать причастность Левицких к покушению на известного коллекционера поручено следователю Платову. Но это не просто даже при наличии улик. На стороне обвиняемых такая серьезная сила, бороться с которой может или ненормальный, или слишком уверенный в себе человек.
Рассказ Охота на Тигра погружает в окопы Великой Отечественной Войны давая почувствовать всю тяжесть быта и накал сражения отряда бронебойщиков. Популярность книг и фильмов о войне доказал факт успеха "«28 Панфиловцев» и то что книги о мужестве предков были и будут интересны читателям всех возрастов. Книга посвящена Павлу Ивановичу Шпетному – подбившему из противотанкового ружья 6 танков.
В книгу Леонида Влодавца — широко известного автора детективного жанра вошли два остросюжетных криминально-психологических романа. В первом романе рассказывается о невероятных событиях, произошедших с главным героем Лехой Коровиным, попадающим в непредсказуемые ситуации. Череда преступлений, вольно или невольно связанных с героем второго романа, необычная динамика происходящего — все это заставит читателей дочитать эту книгу до конца.