В бегах. Цена свободы - [65]

Шрифт
Интервал

— А тебе трудно следить и за ними, и за мной. Боишься промахнуться?

— Не промахнусь, не поле. Но и тянуть нечего. Не хочешь, так и скажи. Другой бы на твоем месте не раздумывал и секунды, а ты…

— Я не другой, дорогуша. Кстати, почему ты выбрала именно меня?

— А кого? Кого я еще могла здесь выбрать? Не задавай глупых вопросов, ты же умный мужик. Мог застрелить меня, а не застрелил. Когда я побежала, там… Думаешь, я дура, ничего не поняла?

— Спасибо и на этом. Мог, — согласился я.

— Тогда действуй. Ты пудришь мне мозги и тянешь время. И я вовсе не овца, как твой приятель-дебил думает. Козел! Ну не тяни. Говори: да или нет?

— Что ты станешь делать, если я скажу «нет»? — задал я ей прямой вопрос.

— Все, иди к ним! Валяй! — взмахнула она ружьем. — Вали, я сказала!

Я понял, что ее терпение кончилось, — значит, переборщил малость. Ничего, сейчас все поправим, я ей нужен. Выбирать, в натуре, было не из кого, Графу она не верит. Я молча повернулся и пошел по направлению к остальным. Сделав несколько шагов, остановился и как бы задумался.

— Хер с тобой! — махнул я рукой. — Девка ты крутая, как вижу, и поступаешь правильно. Скорее всего, я бы поступил так же, чего уж там. Золото есть золото.

— Тише! Тише, дурак! Ты всполошишь их раньше времени. Иди и свяжи всех ремнями. Скажи, я так велела, и ничего не объясняй. Понял?

— Понял. Десять минут всего делов-то, успокойся. Никуда они не побегут, кругом бурелом, не щекотись так, не щекотись.

Я пошел к остальным, обдумывая на ходу, что сказать Графу и как в двух словах «жевануть» ему суть. Услышат и остальные, вот в чем дело. К тому же девка тоже не дура, специально подойдет ближе, прислушается. Граф не усомнится во мне и без пояснений, но тем не менее. И не идти я не мог, от этого могло быть только хуже. С другой стороны, связывая им руки, причем всем, даже Графу, я рисковал не меньше, чем в случае отказа. Кто знает, как она поступит через минуту и что ей взбредет в голову? Нет, Графа я связывать не буду, ни в коем разе. А если заставит, настоит?.. Что ж, сделаю, как скажет он, он, а не она. Так будет честно и по жизни, без претензий. Если нам суждено подохнуть в этом лесу, ум не поможет. Но смогу ли я посмотреть смерти в лицо, когда есть шанс остаться в живых? Смогу ли?..

Я быстро оглянулся назад и увидел, что Нина идет за мной, понемногу приближается к стоящим, как я и ожидал. Гена и подполковник напряженно ждали, когда я подойду к ним. Очевидно, они хотели спросить, о чем мы толковали. Граф по-прежнему стоял спиной к нам, но, заслышав мои шаги, негромко кашлянул.

— Без вопросов, Боря. Пока так, — сразу сказал ему я и попросил отойти чуть в сторону от мента и водилы. Он послушался, отошел. — Теперь вы, — обратился я к другим. — Если хотите жить, делайте, что велю. Гена, сними свой ремень и подставь руки. Начнете артачиться, пострадаем все… Ну!

Водила прикусил губу и перевел взгляд на Нину, затем снова уставился на меня.

— Да делай, делай! Ничего, кроме пули, ты там не высмотришь. В эту игру два раза не играют, дуб! — Я специально заорал на него. Через две минуты я уже стягивал кожаным ремнем его сильные руки. Подполковник тоже послушно сдрючил свой ремешок, не задав ни единого вопроса.

— Годится или нет? — спросил я у Нины.

— Нормально. Не забудь про своего подельничка, — напомнила она о Графе.

— А вот о нем мы сейчас потолкуем, дорогая…

— То есть? — Она прищурилась и насторожилась.

— Отойдем на пару шагов, — предложил я.

— Нет, говори здесь, сейчас. Ты что-то надумал? Не советую, я предупреждала тебя.

— Ты еще не знаешь что. Отойдем. Эти уже не побегут, а он будет стоять на месте, пока я рядом. — И мы отошли.

— Ну? Почему ты не связал его? — хмуро спросила она.

— Я исполню все, что ты требуешь, но избавь меня от этой унизительной процедуры. Он — мой друг, брат. Если ты оставляешь в живых меня, то почему бы тебе не оставить в живых и его? Мы же вместе, оба, идем на Свердловск, ты знаешь.

— Нет! Для тебя я сделала исключение. Если ты не закопаешь всех… не останется никого. Ни-ко-го, — повторила она по слогам, и я понял, что подписываю сейчас собственный приговор. Подпишу или не подпишу? И вдруг шальная мысль мелькнула в моем мозгу: «А не проверяет ли меня эта хитрая бестия на вшивость? Не экспериментирует ли часом неизвестно для чего и зачем?»

— У тебя что, вообще ума нет? Сдурел или прикидываешься?! — Она просто негодовала из-за моей глупой просьбы. Девка все рассчитала и сделала «льготу» мне одному. Лишние свидетели ей не нужны. Четко, как в компьютере, мать ее в так! Не пробьешь и не убедишь — напрасный труд. Другая бы давно уложила всех подряд и грузила рыжьё в сумку, а эта еще базарит. — Начнешь с него, — не дала она мне расслабиться и подумать. — Сейчас я подам тебе ваш же нож, а сама понаблюдаю. Мужик ты хороший, но и ножик — ничего… Вдруг да швырнешь в меня. Друг же… Вот с него и начнешь, чтоб сомнений не осталось. Тебе же не привыкать… Сейчас, минутку. — Она бросилась за будку и подобрала с земли наш нож. — Держи! — Нинка швырнула его мне, а сама подалась назад.

Меня начало колотить; на лбу моментально выступил холодный пот, а во рту стало сухо, как в Сахаре. В такой переделке я еще не бывал. И главное, не с кем посоветоваться, некому сказать. Момент истины почти наступил. И Гена, и подполковник видели, как она швырнула мне нож, их нервозность и напряжение передались и Графу. Борька резко повернулся к нам лицом и попытался сориентироваться, сообразить, что происходит, пока девка не начала базарить. Но она промолчала, не стала требовать, чтобы он стал как раньше, спиной.


Еще от автора Павел Андреевич Стовбчатый
Для Гадо. Побег

Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно.


Для Гадо. Возвращение

Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — порти.


Сцены из лагерной жизни

Эта книга не плод авторской фантазии. Всё написанное в ней правда.«Страшно ли мне выходить на свободу после восемнадцати лет заключения, привык ли я к тюрьме? Мне — страшно. Страшно, потому что скоро предстоит вливаться в Мир Зла…»«Да, я привык к койке, бараку, убогости, горю, нужде, наблюдению, равенству и неравенству одновременно. Отсутствие женщины, невозможность любви (просто чувства), самовыражения, общения были самыми тяжёлыми и мучительными…»«Портит ли тюрьма? И да и нет. Если мечтаешь иметь, кайфовать, жить только за счёт других — портит.


Зона глазами очевидца

Писатель, публицист и защитник прав заключенных П. А. Стовбчатый (род. в 1955 г. в г. Одессе) — человек сложной и трудной судьбы. Тюремную и лагерную жизнь он знает не понаслышке — более восемнадцати лет П. Стовбчатый провел в заключении, на Урале. В настоящее время живет и работает в Украине.В книгу включены рассказы из лагерной жизни под общим названием «Зона глазами очевидца». Эти рассказы — не плод авторской фантазии. Все написанное в них — жестокая и беспощадная правда.


Рекомендуем почитать
Бич Ангела

Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.


Тень иракского снайпера

В Сан-Франциско один за другим погибают два известных бизнесмена. В обоих случаях почерк убийцы одинаков: жертвы усыплены снотворным и задушены голыми руками. У обоих на кистях рук оставлена надпись по-латыни: «Опоздание недопустимо». Подключившийся к расследованию детектив из России Олег Потемкин устанавливает, что погибшие любили живопись и в разное время заказывали свои портреты у одного и того же художника. Не здесь ли кроется разгадка преступления? Или все дело в латинской надписи, на поверку оказавшейся девизом элитной воинской части, воевавшей в Ираке? У ее ветеранов особый взгляд на искусство и… очень сильные руки.


Фоторобот в золоченой раме

Хозяева художественного салона Ирина и Рубен Левицкие больше ценят не сами картины, а доход от их реализации. И не церемонятся в способах обогащения. Легко могут подставить коллег, продав им подделку, за взятку организовать обыск у конкурентов или «заказать» особо несговорчивых. Доказать причастность Левицких к покушению на известного коллекционера поручено следователю Платову. Но это не просто даже при наличии улик. На стороне обвиняемых такая серьезная сила, бороться с которой может или ненормальный, или слишком уверенный в себе человек.


Апач

Перевод романа британского пилота ударного вертолета "Апач" о его командировке в провинцию Гельменд, Афганистан в 2006 году.


Охота на Тигра

Рассказ Охота на Тигра погружает в окопы Великой Отечественной Войны давая почувствовать всю тяжесть быта и накал сражения отряда бронебойщиков. Популярность книг и фильмов о войне доказал факт успеха "«28 Панфиловцев» и то что книги о мужестве предков были и будут интересны читателям всех возрастов. Книга посвящена Павлу Ивановичу Шпетному – подбившему из противотанкового ружья 6 танков.


Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или История одного самоубийства

В книгу Леонида Влодавца — широко известного автора детективного жанра вошли два остросюжетных криминально-психологических романа. В первом романе рассказывается о невероятных событиях, произошедших с главным героем Лехой Коровиным, попадающим в непредсказуемые ситуации. Череда преступлений, вольно или невольно связанных с героем второго романа, необычная динамика происходящего — все это заставит читателей дочитать эту книгу до конца.