В августе, по дешевке - [6]

— Она забыла принести мне воду со льдом.

— Вы можете взять мой термос, если он полный. — Старик тряхнул термос и протянул ей.

— Премного вам благодарна.

— После того, как вы поспите... — начал он и отвернулся от нее. Он смотрел на письмо.

— Да?

— Мы могли бы выпить.

Она попала в ловушку.

— Хорошо.

— Позвоните мне, когда проснетесь.

— Хорошо, — кивнула она и нервно добавила. — Желаю и вам хорошо выспаться.

— О, я днем не сплю. — Он не стал ждать, пока она выйдет из номера, отвернулся, двинулся к кровати, огромный, как слон. Она угодила в ловушку, соблазнившись термосом с ледяной водой, и в своем номере осторожно пригубила ее, словно думала, что вкус будет другой.

3

Заснуть удалось не сразу: после того, как она прочитала письмо, старый толстяк обрел индивидуальные черты. Она не могла не сравнить его манеры с манерами Чарли. «Пожелав тебе спокойной ночи, дорогая моя, я с радостью улягусь в кровать с мыслями о тебе». В словах мистера Хикслотера чувствовалась двусмысленность, намек на угрозу. Этот старик опасен? Неужели такое возможно?

В половине шестого она позвонила в номер шестьдесят три. Конечно, курортный роман она представляла себе не таким, но все лучше, чем ничего.

— Я проснулась, — сообщила она.

— Выпьете со мной? — спросил он.

— Давайте встретимся в баре.

— Только не в баре, — услышала она в ответ. — Слишком уж много они дерут за бурбон. У меня есть все, что нужно. — Ее словно заманивали на место преступления, и ей пришлось набраться смелости, прежде чем она решилась постучать.

Старик действительно все приготовил: бутылку виски «Олд Уокер», ведерко со льдом, две бутылки содовой. Как с книгами, так и с бутылками комната сразу становится обитаемой. Она увидела в нем человека, который по-своему борется с одиночеством.

— Присядьте. Устраивайтесь поудобнее. — Он говорил, совсем как персонаж в каком-нибудь фильме. И начал разливать по стаканам пшеничное виски.

— Я ужасно виновата, — нарушила она паузу. — Вошла за водой со льдом и не смогла побороть любопытство. Я прочитала ваше письмо.

— Я понял, что кто-то брал его в руки.

— Извините.

— Что с того? Я же писал брату.

— Я не имела права...

— Послушайте, если бы я вошел в ваш номер и увидел лежащее на столике письмо, я бы его тоже прочитал, не так ли? Только ваше письмо было бы интереснее.

— Почему?

— Я не пишу любовных писем. Никогда не писал, а теперь уже поздно. — Он сел на кровать, она заняла единственное кресло. Живот старика с тяжелыми складками выпирал из-под рубашки, и брюки были застегнуты небрежно. Почему толстяки всегда оставляют одну-две пуговицы расстегнутыми? — Это хороший бурбон, — он отпил из стакана. — А чем занимается ваш муж? — Впервые после их встречи у бассейна он задал личный вопрос и застал ее врасплох.

— Он пишет о литературе. О поэзии восемнадцатого века, — уточнила она, хотя в данных обстоятельствах это было лишним.

— Понятно.

— А чем занимались вы? Когда работали?

— Всем помаленьку.

— А теперь?

— Наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Иногда разговариваю с людьми вроде вас. Нет, пожалуй, с такой женщиной, как вы, мне еще говорить не доводилось. — Это прозвучало бы как комплимент, если бы он не добавил. — Профессорская жена.

— Вы читаете «Дайджест»?

— Д-да. Книги такие длинные... у меня не хватает терпения. Поэзия восемнадцатого столетия. Значит, стихи писали и в те дни?

— Да, — ответила она, подозревая, что он над ней насмехается.

— В школе мне понравилось одно стихотворение. Единственное, которое я выучил. По-моему, Лонгфелло. Вы читали Лонгфелло?

— Почти нет. В школе его больше не проходят.

— Что-то там об испанских моряках с густою бородой, о загадках кораблей и еще о море. Вот и все, что я помню, но ведь и прошло с тех пор лет шестьдесят, а то и больше. Вот уж были денечки.

— В начале века?

— Нет, нет. Я про пиратов. Кидд, Синяя Борода, все эти парни. Они ведь, кажется, здесь и промышляли? В Карибском море? Так что теперь меня просто тошнит, когда я смотрю на этих женщин в шортах. — От бурбона у него определенно развязался язык.

И тут Мэри пришло в голову, что никогда раньше другие люди ее всерьез не интересовали; да, она влюбилась в Чарли, но он разбудил в ней только сексуальный интерес, который она удовлетворила слишком быстро.

— Вы любите свою сестру? — спросила она.

— Да, конечно, а что? Откуда вы знаете, что у меня есть сестра?

— А Джо?

— Вы, оказывается, внимательно прочитали письмо. Да, он нормальный парень.

— Нормальный?

— Ну, вы знаете, как складываются отношения у братьев. Я — старший в семье. Родители умерли. Моя сестра на двадцать лет моложе меня. У Джо есть деньги. Он приглядывает за ней.

— А у вас денег нет?

— У меня деньги были. Но я не слишком удачно ими распорядился. Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне.

— Я любопытна. Поэтому и прочитала ваше письмо.

— Вы? Вам любопытно, кто я такой?

— Разве это так страшно?

Она его смутила и, завладев ситуацией, почувствовала, что вырвалась из западни. Обрела свободу, могла прямо сейчас подняться и уйти, а если бы осталась, то только потому, что сама так решила.

— Еще бурбона? — спросил он. — Хотя вы ведь англичанка. Предпочитаете скотч?