В аду нет выбора - [58]

Когда Найджел вошел в холл Домика для гостей, то увидел на столе письма, адресованные профессору Рэгби. Одно из них было надписано крупным детским почерком, и Найджел решил, что это письмо анонимное. Очевидно, какой-то сумасшедший обрушивался на профессора за то, что тот плохо смотрел за своей дочерью: трагедии других всегда заставляют разных анонимщиков, психопатов и даже представителей властей вспоминать о всяких мерзостях.

Сначала Найджел решил уничтожить это письмо, но потом передумал и, взяв почту, поднялся наверх. Елена была уже одета. Она даже кое-что съела за завтраком. Найджел отослал человека в штатском, стоявшего у дверей, завтракать. Клэр с тревогой посмотрела на Найджела.

— От Спаркса пока никаких известий, — сказал Найджел. — Елена, тут несколько писем для вашего мужа. Одно из них я собираюсь вскрыть.

Она равнодушно кивнула головой.

Найджел уставился на лист бумаги и стал читать:

— «Того, кто найдет это, очень прошу отослать профессору Алфреду Рэгби, ЧКО. Даункомби. Домик для гостей. Это научный эксперимент. Вознаграждение 5 фунтов».

Найджел стал читать с обратной стороны. Нетерпение его росло по мере того, как глаза бегали по строчкам.

— Кто такая Синдерс?

— Ну, это давнее прозвище Люси, — сказала Елена.

— Я так и думал. Это не розыгрыш. Читайте!

Наклонившись поверх его плеча, обе женщины стали читать:

— «Глава вторая. Где я нахожусь?

На следующее утро чокнутая, которую Синдерс должна была называть тетя Энни, привела ее в комнату в передней части дома. Она разрешила Синдерс, которую по какой-то идиотской причине называла Ивэн, выглянуть в окно. Внизу стоял человек по имени Джим. Он принес молоко. Был там и другой человек. Он стоял в дверях. Синдерс увидела только его макушку. „Вероятно, он живет в доме и сторожит Энни“, — подумала Синдерс. Джим помахал ей рукой. И она тоже махнула ему. На нем были высокие сапоги, старая армейская шинель и красная шерстяная шапка. „Не смей звать на помощь, — прошипела чокнутая, — или я воткну в тебя этот шприц“. И поэтому Синдерс не позвала. Она ненавидела уколы с тех пор, когда еще была маленькой и болела.

Панорама из окна открывалась замечательная. Покрытые снегом холмы лежали как замерзшие волны взбаламученного моря. Один холм слева привлек ее внимание. Он был конический. На его вершине росла группа деревьев, четыре или пять. Коттедж стоял на склоне холма, по крайней мере, участок земли под ним переходил перед домом в долину. Внимательный взгляд Синдерс заметил строения, относящиеся к ферме, совсем близко справа. Видимо, оттуда приносили молоко. Только этот дом и можно было видеть. Окно, из которого смотрела Синдерс, вверху было стрельчатым, с белыми деревянными перекладинами, которые закрывали вид из окна. Синдерс не могла ничего видеть больше, потому что чокнутая задернула занавески и с грязными ругательствами велела ей убираться в свою собственную комнату. Синдерс отправилась туда. Но еще раньше она заметила на стене фотографию бородатого мужчины в берете и плаще, как у ее отца».

— Семь при десятибалльной системе за правописание, десять за сочинение, — сказал Найджел, обдумывая, — сто за находчивость.

— Как оно попало сюда? — спросила Клэр.

— Смотри. Видишь эти едва заметные линии сгиба? Она сделала из бумаги голубя и бросила его из окна.

— Но…

— А какие-то дети, я думаю, подняли его — ведь ни один взрослый не обратит на него внимания — и, прочитав о вознаграждении, отправили письмо по почте. К сожалению, впопыхах они забыли надписать свой адрес, куда мы должны отослать вознаграждение.

— Но на конверте почтовый штемпель Лонгпорта, — сказала Клэр.

— Быстро! — закричала Елена. — Поехали туда сейчас же!

Найджел уже спускался по лестнице, чтобы позвонить Спарксу. Ожидая у телефона ответа на свой вызов, он думал об имени в этом пространном сочинении. Ивэном они называли Люси, желая создать видимость того, что Ивэн все еще находится в коттедже. Нет сомнения, они Люси называли Ивэном.

Пять минут спустя они уже мчались из Даункомби в Белкастер. Клэр сидела за рулем, Найджел рядом с ней, а человек в штатском, которому не дали кончить завтрак, сидел позади с Еленой Рэгби…

Петров с трудом тащился по дороге, ведущей к Эггерсуэллу. Он был в ярости. Но ярость его обычно не улетучивалась в пространство, а находила объект приложения. За две мили до этого места его автомобиль занесло в сугроб, из которого он выбирался минут десять. Сугроб был длиной ярдов в двенадцать и доходил Петрову до бедра. В багажнике лежала лопата. Но если бы Петров решил прорыть для машины коридор в сугробе, то на это потребовалось бы слишком много времени. Петрову нельзя было себе этого позволить. Кроме того, на дороге мог появиться еще один автомобиль, водитель остановится и начнет задавать ему ненужные вопросы.

Петров откопал передние колеса, залез в автомобиль, и дал задний ход. В сотне ярдов была небольшая роща. Петров вышел из машины и обследовал дорогу. В рощице снег был не столь глубок. Он проехал еще немного, затем поставил автомобиль между деревьями так, чтобы его нельзя было заметить со стороны дороги.

Еще несколько минут он сидел в автомобиле, изучая карту местности. Его никто не должен видеть в Эггерсуэлле — какие чудные названия дают англичане своим деревням!