В аду говорят по-русски - [27]

— А вы, герр обер–ефрейтор? — спрашивает он, и по глазам его вижу, что он все еще надеется попасть ко мне в напарники.

— Я себе дело найду, не беспокойся.

Глава 14

Русские устраивают массированную артподготовку. Нам достается солидная порция сокрушительных снарядов, выпущенных «сталинскими органами». Бьют в основном по соседям, но и нам перепадает.

Раньше никогда не видел вживую то, что могут делать эти установки. Иваны называют этих ужасных монстров красивым русским именем «Катюша». Извращенное чувство юмора, ничего не скажешь. Небо терзают огненные молнии. В одну минуту расположенная позади нас небольшая деревушка, наполовину разрушенная и давно покинутая, превращается в прах. Дикий грохот бьет по ушам, земля сотрясается от взрывов. Все вокруг тонет в черном дыму. Вижу, как поднятая невероятной взрывной силой здоровенная телега взлетает вверх, повисает в воздухе на мгновение, а затем падает, рассыпавшись на щепки. Вражеские снаряды, превращая лес в чистое поле, перемалывая все живое вокруг в мелкую крошку, вздымают ввысь громадные волны земли.

Приходится постоянно открывать рот, чтобы уменьшить давление на барабанные перепонки. Молодой пулеметчик, оказавшийся в окопе рядом со мной, плачет навзрыд, у него истерика.

— Нам всем конец! — кричит он. — Они сровняют нас с землей!

— Заткнись и приготовься! — сильно бью его ладонью по спине. Удар возымел действие. Солдат немного успокаивается и только ошарашенно косится на меня.

— Русские скоро пойдут, — стараясь переорать грохот взрывов, кричу ему я. — Вставь лучше ленту в пулемет.

— Да–да, — повторяет парень и трясущимися руками пытается заправить ленту в МГ–34. Приходится ему помогать, иначе провозится до конца света. А конец, судя по всему, вот–вот наступит. Русские запускают в небо ракеты — сигнал к атаке.

— Отсекай пехоту, солдат, — хлопаю его по каске, — и ни о чем не думай, понял? Тебя вообще учили обращению с пулеметом?

— Да–да, — кивает он.

— Где твой второй номер?

Солдат пожимает плечами. Он не знает, куда делся его помощник.

Я желаю ему удачи, мне пора уходить. После артобстрела в окопах снайперу делать нечего. Русские как обычно пойдут большой толпой, и мне надо устроиться поудобнее чуть в стороне, и уже оттуда делать свою работу. А то не ровен час, накроет здесь снарядом.

Немного беспокоюсь за своего ученика Земмера, но искренне надеюсь, что парень не струсит. Главное, чтобы его не убили в предстоящей молотилке. Он уже кое–что повидал на этой войне и хоть немного подготовлен в отличие от этих «желторотиков». Теперь Германия шлет на фронт стариков и детей — печальная концовка «блистательного» похода на Восток. Скоро воевать станет некому, наверное, начнут присылать дряхлых старух. Никогда не был пессимистом, но исход этой кампании мне понятен. Великой Германии конец. У нас не осталось резервов, чтобы затыкать дыры по всем фронтам. И все мы давно устали от этого безумия.

Артподготовка заканчивается, становится до боли в ушах тихо, слышны только крики и стоны раненых. С трудом пробираюсь вдоль траншеи.

— Эй, Брюннер, ты уже готов сдохнуть? — весело окликает меня один из бойцов. Ветеран, мы с ним воюем достаточно давно. Он мне по–человечески противен, хотя я этого особо не показываю. Зовут его Стайер. На правой щеке у него старый ожог, делающий его обезображенное лицо похожим на маску. Пару лет назад Стайер и еще несколько солдат развлекались от безделья — согнали крестьян из какой–то деревеньки в большую яму, набросали в нее сухих веток и, облив ни в чем не повинных людей бензином, подожгли. Пьяный вдрабадан Стайер балансировал на самом краю ямы и в итоге свалился прямо на вопящих от боли, пылающих факелами людей. Друзья, ничуть не трезвее Стайера, не сразу смогли вытащить обожженного идиота из живого костра. Сам он, правда, не любит распространяться о той истории, говорит обычно, что горел в танке, но те, кто воюет с ним давно, хорошо знают правду о его геройстве.

— Только после твоей подгоревшей задницы, — бросаю я, не поворачивая головы.

— Все мы надеемся на твой острый глаз, Курт, — он тянет меня за рукав, останавливая. — У тебя есть закурить?

— Возьми, — протягиваю ему сигарету и закуриваю сам.

— На сигаретку пока есть время, а то потом некогда будет, — довольно склабится Стайер. — Иваны обычно долго раскачиваются перед атакой. Зато, если пошли вперед, то только держись за штаны.

— Мне пора, тороплюсь на выбранную позицию.

— Давай, дружище, — кивает он. — Держись сам, и нас поддержи огнем.

Любопытно, что когда я официально стал снайпером, то сразу заметил некоторую настороженность к своей персоне среди сослуживцев. Долго этого не мог понять, но однажды разгадал загадку. Любой солдат считает работу снайпера нечестной. Стрелок знает свою цель, видит ее и работает по ней издалека, оставаясь невидимым и, соответственно, невредимым. В то время как регулярные части вынуждены соприкасаться с врагом лицом к лицу. Многих задевало именно это. В их отношении ко мне была смесь зависти и брезгливого пренебрежения. Но я старался не обращать на это внимания. Зато позднее, когда я своими меткими выстрелами спас многие жизни, ребята стали относиться ко мне по–другому. Взять хотя бы Стайера. Когда мы только познакомились, он называл меня «девчонкой, держащейся за свою палку с обломком бинокля». Но после одного боя изменил мнение и проникся ко мне глубочайшим уважением.