В аду говорят по-русски - [109]

Человеку свойственно саморазрушение — это я четко уяснил на Восточном фронте. Жалости тут не было места. Мы уничтожали поля, леса, лишая себя того, что природа готова была нам дать в изобилии. Мы упорно орошали плодородные прежде земли кровью и вытекающим из пробитых баков горючим. Все было подчинено одной только цели — убивать.

Пес, сначала прирученный Томасом Зигелем, а теперь брошенный, долго семенил за нами, иногда пытаясь забежать вперед, рискуя быть задавленным. Вскоре он устал, остановился и, усевшись посреди пыльной дороги, задрал кверху лапу и принялся остервенело выгрызать блох. Мне было жаль пса, но беспокойства на его счет я не испытывал — такой не пропадет. Своими умными и жалостливыми глазами он легко растопит сердце солдата любой армии. И солдат, поддавшись обаянию пса, наверняка достанет из сухарной сумки еду и накормит его. Ведь все мы по сути — псы, и все мы чем–то напоминаем его.

А вот наше будущее рисовалось с трудом. Мы двигались туда, где огонь оплавляет сталь, смертоносные осколки врезаются в тела, гибнет множество людей, и конца этому не видно. Я побывал во многих переделках, всякого повидал, но в такой бойне участвовать мне еще не приходилось. За эти несколько дней было уничтожено столько техники, израсходовано такое количество снарядов и пуль, что уму непостижимо. Я уже не говорю о людях — погибшим не было числа.

Кто мы здесь? Песчинки в безбрежном океане скорби, и только. Старуха с косой собирает богатый урожай, а мы в этой жатве неплохо ей помогаем сами. Если честно, то я уже не верил в нашу победу, я просто хотел отомстить врагам.

Мне не давал покоя русский танк. Его экипаж действовал нагло и отчаянно, ведя машину в самую гущу боя, невзирая на опасности. Русские играли на грани фола, рискуя схлопотать снаряд. Несомненно, командиром «триста третьей» был настоящий ас, знаток своего дела. Но я сомневался, что он сможет безнаказанно действовать долгое время. Наверняка «триста третий» превратился за эти несколько дней ожесточенных боев в груду металлического лома, а экипажем набило желудки вездесущее воронье. И все же я ловил себя на крамольной мысли, что русский ас все еще в строю — так мне самому хотелось расправиться с «триста третьим».

Мы продвигались вперед. Мимо прошла колонна военнопленных, конвоируемая несколькими пехотинцами. Я вглядывался в лица русских и никак не мог взять в толк, как эти грязные оборванные парни так долго держат нас тут, выдавливая с позиций, громя наши «непобедимые» танки, сокращая нашу великую армию? Они стояли насмерть, бились до последнего. Они бросались на наши танки с гранатами и подрывали себя, наплевав на собственные жизни. Даже сейчас я не видел в их лицах страха. Что же это за люди, что же это за народ такой?!

ГЛАВА 14

Когда мы добрались до наших позиций, я доложил о прибытии гауптману Клогу. Он как раз проводил совещание. Командир нашего взвода Дитрих Золлен, как выяснилось, вчера погиб вместе с экипажем, попав под мощный артиллерийский огонь, и его место пока оставалось вакантным. Раскуроченный взрывом танк Золлена стоял в поле, являясь могилой и одновременно памятником герою.

Ситуация складывалась паршивая. Русские остервенело пытались отвоевать захваченные нами участки. Победы, одержанные в ходе кровопролитных боев в районе станции Прохоровка, придали им сил и уверенности.

— Мы теряем людей, у нас убивают высококлассных специалистов! — рычал на подчиненных Клог. — Наши танки топчутся на месте. Почти половина, заметьте, половина бронетехники в ремонте. Завтра мы обязаны совершить мощный бросок вперед и отбросить русских! От каждого, от командира до простого рядового, потребуется полнейшая отдача! Это будет решающий день!

Заметив меня, Клог скривил губы:

— От вас, Беккерт, не ожидал такого. Вы здесь не гончая, чтобы по минным полям скакать за русскими танками! Вы давно гнили бы в штрафной роте, если бы нам не нужен был каждый человек. Молите Господа нашего, что все обошлось, — гауптман выразительно потряс указательным пальцем, — но уж поверьте мне, старому вояке, к вопросу о вашем поведении на поле боя еще вернусь! Каждое повреждение в машине буду осматривать лично! Саботажа и разгильдяйства не допущу! Ясно?! Теперь к делу, господа.

Мы склонились над картой. Бой завтра предстоял тяжелый. Русские умудрились быстро перейти от обороны к наступлению, задействовав резервы, и пытались теперь выровнять линию фронта.

«Великая Германия» должна была сделать рывок. Мощный, молниеносный. Поддержка Люфтваффе и артиллерии гарантировалась командованием. На Северном фасе дела шли еще хуже, и мы должны были не посрамить честь мундира.

Что творилось на наших позициях — сложно описать! Изрытая взрывами земля, в воронках спящие вповалку измученные боями гренадеры. Палатки лазаретов с красными крестами на крышах, из которых слышались истошные крики оперируемых солдат и стоны раненых. Заторы из различной техники и обозов на разбитых дорогах. Крики, ругань — и все это под аккомпанемент русской артиллерии. Множество обезображенных мертвых тел по обочинам. Вот они пейзажи Курской дуги!