В ад с «Великой Германией» - [55]

Надо искать новую огневую позицию. Я собираюсь выходить вместе со связным. Но это не так просто! Русские обстреливают все, что появляется между домами, и даже в одиноких солдат стреляют из противотанкового орудия. Многие уже лежат без движения на земле. Наконец я проскакиваю между домами, и тут перед носом раздается взрыв. Осколки летят рядом. Страх глубоко сидит у меня в печенках! За следующим домом я останавливаюсь, чтобы передохнуть. Гюнтер уже за последним домом: «Давай! Беги сюда! — кричу ему я. — Здесь тихо!» Он осторожно выглядывает из-за угла. Раздается короткий хлопок. Снаряд застревает в крыше дома, за которым я укрываюсь. Гюнтер уже здесь. Он все делает правильно, как опытный «старый воин»! Сразу после взрыва снаряда надо бежать, пока иван заряжает орудие для следующего выстрела. Гюнтер смеется надо мной, но затем мы вздрагиваем оба! Снаряд застревает в передней стене дома, и кирпичи сыплются прямо на нас. Мы выжидаем одно мгновение, а затем рвемся вперед к следующему дому, который может послужить убежищем. Бежать приходится по глубокому снегу. Я не жалуюсь на холод, потому что русские умело «обогревают» меня. Мы видим, как наши люди прячутся за домами, а затем медленно пробираются к нам. Меня терзает страх за каждого из них, особенно когда один за другим они делают скачок, чтобы пробежать от одного дома к другому. Стрельба из противотанковых орудий становится все более частой. Некоторые дома уже горят, мы видим разлетающиеся в небе искры и обрушивающиеся крыши. Я думаю, что это, собственно, безумие с нашей стороны — днем пытаться занять новые, еще не оборудованные позиции при таком страшном обстреле. И все же это необходимо. По снегу пробирается один из моих людей, в каждой руке у него по ящику с минами, а на спине минометная плита почти 25-кг веса! В настоящий момент никакой минометчик не готов открыть огонь. Лишь бы русские не начали теперь атаковать. Я не вижу обоих командиров отделения. Никто не знает, где они. Хорошо хоть, что вопреки стрельбе все минометчики вроде бы целы. Теперь мне хотелось бы найти хоть одного из них, который был бы готов открыть огонь. Правда, связь с наблюдательным пунктом отсутствует. Кто знает, где находится командир батальона? Приходится действовать самостоятельно. Я в ярости от того, что ни один из командиров отделения меня не поддерживает! Наконец вижу командира роты 7-го батальона пехоты и с ним несколько солдат, которые выскакивают из-за дома. Я спрашиваю, где, вообще-то, 7-й батальон? «Наш командный пункт здесь, у вас в деревне, — говорит он. — Командир 7-го батальона отправил сюда людей для обороны деревни». Я объясняю ему создавшееся положение и показываю мои огневые позиции. Теперь русские стреляют из всех минометов. Беспрерывно рвутся снаряды противотанковых орудий. Так как враг не знает, в каком из домов находятся немецкие солдаты, он время от времени посылает в каждый из них несколько снарядов. Фасады почти всех домов уже разбиты. В заботе о моих людях я выхожу из укрытия и собираю минометчиков. Это, кажется, почти невозможно сделать. За домами, в укрытии, скрываются отдельные люди, выжидают или же перебегают от дома к дому. Чтобы иметь сейчас под рукой минометчика, готового открыть огонь, я сразу требую принести мне опорную плиту, двуногий лафет и трубу, неважно, собраны ли они вместе или находятся в разобранном виде, а также столько мин, сколько возможно притащить. Первым решается на рывок командир миномета ефрейтор Блеуэль. Он выходит из-за школьного дома с плитой. Мне подносят также двуногий лафет и трубу. Минометчик быстро собирает оружие, и теперь оно уже полностью готово открыть огонь. Вслед за минометом мне подносят мины. Парни ползут на брюхе, и, к счастью, все обходится без потерь. Снова и снова я сожалею, что ни один из моих унтер-офицеров не явился. Мой человек сообщает: «Они спустились в глубокий подвал, нашли там водку и пьют ее». Я возмущен! Вместо того чтобы помочь, они заставили своих парней лежать здесь! Тихая ярость овладевает мной. Я со своим связным (ефрейтор Гюнтер Лоренц, убит в феврале 1945-го) вышел наружу, подвергая его и себя большой опасности, между тем как эти парни пьянствуют! И все же я доволен, что миномет наконец готов к бою. Я искренне благодарен ефрейтору Блэуэлю за его мужество. «Есть ли у Блэуэля Железный крест 2-го класса?» — спрашиваю я у минометчиков. «Нет, господин унтер-офицер!» — отвечают они. То, что его нет у ефрейтора, это вполне понятно. Вражеские минометы продолжают вести огонь. Мы прислушиваемся. Все это внушает опасения. Русские пулеметы и автоматы щелкают. Снаряды продолжают рваться, стремительно несутся к лесу, крушат деревья, кусты и стены домов. Я осторожно, из-за угла дома, засекаю минометы на опушке. Ага, они прибывают туда! Отдельные солдаты противника в белых маскхалатах с винтовками или автоматами несутся к нашей деревне, стреляя на ходу. К моему старому наблюдательному пункту они уже подходят совсем близко. Наши солдаты стреляют из всех окон. Теперь выстрелы звучат рядом со мной. Я поднимаю пистолет-пулемет, целюсь тщательно, прислонившись к углу дома, когда вижу двух подбежавших русских. Я беру обоих на мушку. Рядом со мной кто-то стреляет из автоматической вражеской винтовки в пулеметчика. Я наблюдаю в бинокль, как рвутся в снегу мины. Рядом слышатся звуки: «Пенг! Пенг! Пенг!» Они раздаются два-три раза, с четвертым выстрелом иван спотыкается и падает лицом вниз. Больше не слышно свиста пулеметных пуль! Я признательно смотрю на нашего стрелка. Он высовывает голову в окно, осклабившись на меня, и кричит: «Следующий, пожалуйста!» Затем снова стреляет. Всего в моем убежище раздается 15 выстрелов. Солдаты противника с хриплыми криками «ур-ра!» несутся на нас. Нам, казалось, оставалось только наблюдать за этой дьявольской атакой. Но русские так и не дошли. Из-за всех углов мы ведем огонь из пулеметов, автоматов и винтовок. В моем старом наблюдательном пункте слышны типичные «щелчки» пистолетов. Должно быть, противник все-таки туда добрался или совсем близко. В соседнем доме разрываются два снаряда противотанкового орудия. Прямое попадание! Наш крупнокалиберный пулемет, который беспрерывно стрелял, замолк. Я поднимаю к глазам бинокль. Проклятье, они схватили пулеметчика и расстреляли его! Мы, к сожалению, остались без крупнокалиберного пулемета. В общем хаосе я внезапно слышу выстрелы своего миномета. Удивленно возвращаюсь за угол дома. Минометчик ведет огонь самостоятельно! Я внимательно смотрю, куда летят мины. Безупречно! Они попали точно в цель, но теперь необходимо продолжение. Я кричу Блэуэлю: «Точно! Стреляй дальше!» Меня радует, как легли мины. Молодец, юноша! Однако он больше уже не стреляет. И из леса не слышно выстрелов. Нет больше боеприпасов. Затем раздается свист снарядов где-то позади меня. «И-и-и! Румм!..» Это стреляют наши легкие орудия пехоты. Но и у них тоже, кажется, почти совсем не осталось боеприпасов, так как стреляют они редко и только по одному снаряду. Целенаправленный огонь ограничивается несколькими выстрелами в сторону противника. Затем и этот огонь прекращается. Теперь мы вынуждены защищать всю деревню всего лишь с 50 солдатами от трижды превосходящего нас врага, у которого имеется в распоряжении тяжелая артиллерия. Теперь каждому приходится защищать свою шкуру! Мы позволяем приблизиться противнику на 50–100 м! Потом открываем ураганный, прицельный огонь. Каждый выстрел без промаха! Все больше русских разбегаются по сторонам или же бросаются в снег и ползут по-пластунски. Но это им не помогает. С тремя солдатами мы одновременно стреляем в одного русского, который хочет скрыться в снегу. Только на короткое время он еще пытается подняться на руках, но потом неподвижно лежит на снегу.