Узоры для умных и тупых - [3]

Я открыл. На лестничной площадке стоял тощий долговязый парень и переминался с ноги на ногу. Его короткие белые волосы стояли дыбом. Под нижней губой выросла маленькая козлиная бородка.

– Коля? – спросил я.

– Хуч, – сказал он и протянул огромную лапу с длинными, на удивление аристократичными пальцами.

Я пожал его руку.

– Хуч – это что такое? – поинтересовался я.

– Это я, – сказал он и осклабился. – Ну это, типа, кликуха, погоняло у меня такое. Я привык.

Уже потом я узнал, что Хуч сам придумал себе это имя. Вроде бы, за любовь к одноименному напитку. Вот ведь как забавно – по-английски Hooch звучит вполне нормально, а по-русски – неприлично, как и любое короткое слово, начинающееся на «ху». Только придурок может выдумать себе такую кличку.

Рядом с Хучем стоял древний дерматиновый чемодан, обвязанный для надежности бельевой веревкой. В левой руке Хуч держал жестяную банку какого-то пойла. Открытую.

– Ты по-английски сечешь? – спросил он.

– Без проблем.

– Здорово! – обрадовался Хуч. – А ну-ка, переведи вот это, – он ткнул пальцем в надпись.

"Weak alcoholic drink"[1] – было написано там.

– Бухло для ослабленных алкоголиков, – перевел я.

– Ага, точно! В самый раз для меня, – парень подхватил свой чемодан и попер в прихожую. – Вадя сказал, те чо-то сделать надо. Давай смотреть…

Хуч делал стол две недели.

Возился он долго – видать, тянул удовольствие. Мешал мне работать. В чемодане у него оказались электродрель, электрорубанок, электролобзик и еще несколько приспособлений, производящих дьявольский электрический шум. Шум действовал на нервы мне и моим соседям. Соседи приходили разбираться, обещали пожаловаться в милицию, я откупился двумя бутылками дешевой водки. К тому же полкомнаты было теперь завалено ламинированными плитами, торцовой лентой, заглушками, роликами, анодированными саморезами… Названия этих предметов я узнал от Хуча – он произносил их с нескрываемым удовольствием, по сто раз в день. Я перекочевал в спальню, обустроил там рабочее место, пытался хоть как-то работать, сроки заказов поджимали… Хуч не оставлял меня и там. Он ежеминутно бросал работу и вился вокруг меня с жужжанием, как назойливая муха.

Диалог в моей спальне (я сижу на кровати и терзаю свихнувшийся «Фотошоп», Хуч просунулся торсом в полуоткрытую дверь):

– Хозяин, можно на пару слов?

– Ну, что еще?

– Я тут вот что придумал: у тебя ведь три телевизора?

– Это называется мониторами.

– Йес. Три монитора. А потом, может, и больше будет?

– Может.

– Йес! Но они же тебе не все сразу нужны будут?

– Все сразу. Я же тебе объяснял…

– Ну и ладно. Все или не все… – Хуч чешет пальцами в белобрысой головенке. – В общем, я тебе типа пары тележек сделаю, на минироликах, чтобы телевизоры туда-сюда катались.

Опять телевизоры…

– Ладно, делай.

– А ролики какие поставить, черные или белые?

– Все равно.

– Понятно… – Хуч уже заполз в комнату всем своим длинным туловищем, как глист-интервент. – А ты чего тут делаешь?

– Графику.

– Какую?

– Графическую. Слушай, Хуч, иди отсюда, а? Не видишь, софт у меня не тянет. Совсем долбанулся, каждые полчаса перезагружаю.

– Софт – это что?

– Программное обеспечение.

– Давай я тебе все устрою, – уверенно предлагает Хуч. – Там, внутри, наверное, контакты окислились. Я те все зачищу, а если надо, запаяю.

Хуч уверен, что может починить все на свете. Он уже брался ремонтировать мой старый радиоприемник, в результате появилась горсть лишних деталей, приемник же как был трупом, так им и остался.

– Все, труба! – я с остервенением нажимаю кнопку перезагрузки и встаю на ноги. – Надо все заново устанавливать. Хватит с меня, отдохнуть надо. Идем пить пиво.

– Вау! – вопит Хуч.

Хуч питает слабость к английскому языку и даже заявляет, что учит его. Выучил он пока лишь три слова – «Йес», «Ноу» и «Вау», и вставляет их куда попало, к месту и не к месту.

5

Стол обошелся мне недешево, но получился шикарным – это следует признать. Правда, пользоваться я им не собирался, привык работать в спальне – меня и так устраивало. Вадик перехитрил меня: он заявился в гости, якобы для того, чтобы обмыть обновление в мебели, и напоил меня коньяком. А потом, пользуясь моим бесчувственным состоянием, перетащил всю мою технику в кабинет и расставил на столе в соответствии со своими эстетическими понятиями. Порушил при этом с трудом налаженную локальную сеть. Когда я очухался на следующий вечер, то обнаружил, что единственное, что мне остается – слепить все заново на новом столе. Что я и сделал, чертыхаясь и жмурясь от головной боли.

Это Хуч Вадику наябедничал. Но я не разозлился на Хуча. На Хуча вообще невозможно было злиться. К тому же я привык к нему.

Я в немалой степени раб привычки. Новое отторгаю с ходу, но уж если к чему привык – клещами не вырвешь.

Поэтому предложение Хуча построить в моей спальне кровать и стеллаж для книг я принял. В журнальных картинках я запутался – все интерьеры казались мне одинаковыми, лощено-глянцевыми, неестественно красивыми, поэтому мой палец ткнул в первую попавшуюся.

Полтора месяца я спал на полу в кабинете – Хуч, как всегда, не спешил. А потом я впервые улегся на новой кровати, на навороченный матрац за полторы тысячи баксов. Я накрылся свежим атласным покрывалом – его купил Хуч (за мои деньги, разумеется). Я лежал на спине и смотрел в потолок, оклеенный обоями со светящимися в темноте звездочками.