Узорчатая парча - [20]

Временами мои предчувствия сбываются самым удивительным образом. Вернувшись домой, я увидела, что отец лежит на диване и смотрит телевизор. Заметив меня, он сказал, что у него ко мне разговор, и велел присесть рядом. Иногда я сама удивляюсь своей интуиции и даже горжусь ею, но вот скажите, как это случилось, что при такой интуиции я целый год не замечала Вашей неверности? Вы оказались на удивление изворотливым человеком, поистине яркой артистической натурой. Ваш талант изумляет меня. Жаль, что я распознала его столь поздно!…

Продолжая лежать на диване и смотреть в телевизор, отец предложил мне подумать о том, как я буду жить дальше. «Есть вещи, которые трудно забыть, но все-таки их необходимо забыть, – сказал он. – Я придумаю способ, чтобы ты забыла о прошлом». Я попыталась ему возразить, дескать, я и так уже все забыла, но отец даже не дал мне договорить. Он предложил мне съездить за границу, немного проветриться. «Нужно порвать все нити, что связывают тебя с прошлым, – продолжал он. – Куда бы тебе поехать?… В Париж, Вену, или Грецию?… Можно и куда-нибудь подальше – в Северную Европу. Попутешествуешь в одиночку – и станешь, как чистый лист бумаги. Поезжай!» Обводя взглядом узоры на персидском ковре, я пробормотала, что мне будет тоскливо путешествовать в одиночестве по незнакомым странам, на что отец сказал, что ему невыносимо смотреть на мои страдания. Я подняла на него глаза и увидела, что у него даже выступили слезы. Я впервые в жизни видела его слезы. Он сказал, что никогда не думал, что его дочь попадет в столь плачевное положение. И во всем повинен именно он, мой отец. Не захоти он сделать Ариму своим преемником, вся эта история осталась бы нашим внутрисемейным делом, и со временем мы смогли бы, наверное, помириться. Ведь такое часто случается в жизни. «Ты бы остыла, успокоилась, и все вернулось бы на круги своя, – продолжал он. – Но как президент "Хосидзима кэнсэцу" я был обязан убрать Ариму из компании. Тогда я мыслил слишком прямолинейно. Я посчитал, что уход Аримы из компании непременно должен повлечь его уход из семьи. Однако недавно я понял, что в этом не было необходимости. Да, он не мог оставаться моим преемником, но это вовсе не означало, что вы должны развестись. Я обязан был действовать гибче. Наверное, нужно было найти парню другую работу. Какое-то время вы бы жили отдельно, пока твоя рана не затянулась, а потом вернулись к супружеским отношениям. Я должен был позаботиться об этом. Так поступил бы мудрый человек. Я все сделал не так. Я, конечно, не говорил о разводе открыто, но высказал Ариме все, что думал о нем как его тесть, и просто вынудил парня принять решение о разводе. Но я лукавил. Внешне все выглядело так, будто я защищаю родную дочь. На самом же деле я пекся только об интересах "Хосидзима кэнсэцу". Я исподволь подталкивал Ариму к мысли, что вам необходимо расстаться. Хотя я прекрасно знал, что ты не хочешь с ним расходиться – даже после того, что случилось. Ты ведь не желала этого. Я твой отец, и я прекрасно понимал тебя!»

Во время этого монолога у меня полились слезы. Я слушала отца и рыдала. Однако он резко оборвал себя и долго молчал. Я сидела на диване в залитой зимним солнцем комнате. Наступившую тишину нарушали лишь мои нескончаемые всхлипы.

«Но ведь лошадь сломала ногу, а кувшин разбился вдребезги! Разве это было не так? Папа! Это ведь твои слова, папа! Помнишь, что ты говорил мне в кафе – еще до развода с Аримой?! Значит, лошадь сломала ногу и кувшин разбился уже потом, когда мы расстались и я поставила свое имя на уведомлении о разводе?» – прорыдала я. Но тут отец вдруг вскочил. «Аримабыл хорошим парнем! Я искренне привязался к нему…» – проронил он и удалился к себе. Лицо у него было просто ужасное, все перекошенное.

Тут в комнату вошла Икуко, она принесла нам чай. Увидев, что я сижу в одиночестве и давлюсь рыданиями, словно малый ребенок, она постояла, видно хотела что-то сказать, но не нашла подходящих слов. Просто молча поставила чайник и чашки на стол и вернулась на кухню. Рассеянно глядя на струйку пара, поднимавшуюся от носика чайника, я обдумывала последнюю фразу отца: «Арима был хорошим парнем! Я искренне привязался к нему…» Всю свою жизнь отец знал только одно – работа, работа и еще раз работа. Интересы дела превыше интересов семьи. Отец рассудочный человек, он никого не пускал к себе в душу. И вдруг такое признание! В его словах ощущалась настоящая, неподдельная любовь. Да, мой бывший супруг был хорошим человеком. А отец искренне желает мне счастья. Эти две обжигающе горячие мысли просочились в мое сознание и завладели всем моим существом. И тут из меня словно ушли, испарились и опостылевшая тоска по Вам, и острая неприязнь к отцу. В голове осталась лишь девственно-белая пустота…

Не знаю, как долго я пробыла в каком-то полузабытьи. Когда я опомнилась, зимнее солнце уже опускалось за горизонт, замшелый каменный фонарь во дворе казался почти черным, его длинная тень уже дотянулась до окна отцовской комнаты. Я привела в порядок лицо и прошла на кухню к Икуко, которая сообщила, что у нее нынче большая радость – ее сына, который в этом году закончит школу высшей ступени, приняли на работу. Он мечтал стать поваром – и вот, желание его исполнилось. Мальчика взяли в знаменитый французский ресторан в городе Асия.