Узники Тауэра - [39]

«Всю дорогу, – пишет очевидец, – доктор Тейлор был весел и радостен, как человек, отправляющийся на приятный банкет или на свадьбу. Приехав на место в двух милях от Гадлейга, он пожелал сойти с лошади, и при этом он радостно подпрыгнул, точно танцевать собирался. „Что это, господин доктор, что с вами?“ – спросил его шериф. А он отвечал: „Ничего, господин шериф, слава Богу, мне отлично. Теперь я знаю, что я почти дома. Всего мне осталось проехать меньше двух миль, и я буду у дома своего отца…“ Улицы Гадлейга были с обеих сторон заполнены горожанами и крестьянами, желавшими видеть его, и когда они увидели, что его ведут на смерть, то с заплаканными глазами и печалью в голосе восклицали: „Ах, мой Бог! Неужели доброго пастыря уводят от нас?“ Наконец приехали. „Что это за место, – спросил он, – и что значит, что так много народу собралось тут?“ – „Это Олдгетская площадь, – отвечали ему, – место, где вы должны пострадать, а этот народ собрался посмотреть на вас“. И он сказал: „Благодарение Господу, я дома!“ Когда народ увидал его почтенное старое лицо с длинной белой бородой, он начал горько плакать и кричал: „Боже, спаси тебя, добрый доктор Тейлор! Бог, подкрепи тебя, утешь тебя, Дух Святой!“ Он хотел говорить, но ему не позволили. Помолившись, он подошел к столбу костра и поцеловал его и поместился в приготовленную смоляную бочку и так стоял выпрямившись, с глазами, устремленными к небу, и тут его и подожгли». Один из палачей, «жестокий человек, бросил в него поленом и попал ему в голову и разбил лицо, так что кровь потекла. И сказал тогда доктор Тейлор: „О, друг мой, мне и без того трудно – зачем же ты это сделал?“ Наконец палачи прекратили его страдания. И так стоял он твердо, без движения, без криков, со сложенными на груди руками, когда Сойс ударил его по голове алебардой, так что у него выскочил мозг, и мертвое тело упало в костер».

И это был далеко не единичный пример непоколебимого мужества, с которым протестанты встречали смерть. Лондонский епископ Боннер спросил приведенного к нему юношу, как он полагает, выдержит ли он казнь на костре. Вместо ответа этот протестантский Муций Сцевола[14] протянул руку над огнем горящей тут же свечи.

Роджерс, один из переводчиков английской Библии, умер, потирая в пламени руки, «точно он мыл их в холодной воде».

Всего же за три с половиной года царствования Марии Тюдор было сожжено двести восемьдесят еретиков. В историю эта дочь Генриха VIII вошла под именем Марии Кровавой.

Пленница Тауэра становится королевой

Обыкновенно случалось так, что короли становились пленниками Тауэра. Королева Елизавета I являет собой редкий пример обратного хода событий. В то время как повсюду в Англии горели костры, а протестанты призывали к отмщению, большинство английского народа терпеливо дожидалось смерти больной королевы Марии и скорого восшествия на престол принцессы Елизаветы.

Дочери Анны Болейн в то время было двадцать пять лет. Она была красивее матери, излишне продолговатое лицо не портило ее, а фигура и сложение выглядели безупречно. Выросшая среди образованных придворных Генриха VIII, Елизавета была превосходно начитанна, отлично сидела на лошади и грациозно танцевала. В шестнадцать лет, по словам ее учителя Эшема, она проявляла «мужское прилежание» при изучении наук. Уже девушкой она прочла всего Цицерона и большую часть сочинений Тита Ливия. Ее день начинался с изучения греческого Нового Завета, за этим следовало чтение избранных речей Исократа и трагедий Софокла в оригинале. Такое образование позволяло ей свободно говорить по-латыни, а на склоне лет в случае надобности она могла «протереть свой ржавый греческий язык». До конца своих дней она сохранила любовь и влечение к классической культуре. Тот же Эшем свидетельствует, что среди трудностей и забот ее царствования он «приходил читать с ее величеством королевой благородную речь Демосфена против Эсхина». При всем том она вовсе не была педанткой, говорила по-французски и по-итальянски так же свободно, как и на родном языке, и была знакома с сочинениями Ариосто и Тассо.

Но уже в девятнадцать лет она должна была оторваться от книг и обратиться к вопросам современной политики и религии. Заговор Нортумберленда в пользу Джейн Грей отстранил от престола не только Марию, но и ее. Поэтому первым ее делом в Девятидневное царствование было присоединиться к Марии с отрядом в пятьсот человек. Однако временное согласие сестер продолжалось недолго. Дочь Екатерины Арагонской не могла питать к дочери Анны Болейн ничего, кроме ненависти. К тому же склонность Елизаветы к «новой религии» Лютера раздражала ханжество королевы, которая ревниво следила за сестрой и заставляла посещать мессы.

После подавления восстания Уайата Елизавета оказалась в Тауэре на положении узницы. Поводом для ее заключения было обнаружение ее тайной переписки с французским королем. Горячая кровь Тюдоров, текшая в жилах Елизаветы, дала себя знать, когда ее подвезли к Воротам Изменника.

– Неужели все эти люди здесь ради меня? – воскликнула она, увидев стражу. – Они совсем лишние, ведь я слабая женщина!