Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - [19]

Тенденция к чрезмерно острому истолкованию различных ситуаций, опираясь только на собственную систему взглядов, является выражением эгоцентрической точки зрения. Когда мы находимся под влиянием стресса или чувствуем угрозу, наша сконцентрированность на собственной персоне в мышлении обостряется; одновременно область того, что нас задевает и кажется сферой наших интересов, расширяется до не относящихся к нам (или относящихся весьма отдаленно) событий. Из множества поведенческих шаблонов, просматривающихся в поведении другого человека, мы выбираем лишь те, которые могут повлиять на нас лично.

Нас особенно тянет объяснить кажущееся враждебным поведение другого человека с эгоцентрических позиций. Если жена чем-то сильно занята, когда ее муж возвращается домой с работы, он может решить: «Ей нет до меня дела», хотя подобный вывод делается при явном пренебрежении тем фактом, что она может быть просто уставшей и поглощенной какими-то несделанными домашними делами – и тоже после рабочего дня вне дома. Он предполагает, что недостаток внимания вызван тем, что любовь жены к нему угасла.

Мы все склонны рассматривать себя главными героями пьесы и делать выводы о поведении окружающих исключительно с позиции того, как оно отражается на нас. Еще раз: мы берем на себя роль главного героя, другие персонажи при этом являются либо нашими сторонниками, либо антагонистами. Мотивация и действия других некоторым образом всегда вращаются вокруг нас. Как в старомодной пьесе, где сделан упор на морализаторство, мы невинны и являемся воплощением добра, наши противники – злодеи и воплощения зла. Эгоцентризм заставляет нас думать, что и другие оценивают ситуацию точно так же, как мы. Значит, они виновны дважды – потому что «знали», что вредят нам, но так или иначе упорствуют в своем вредоносном поведении. В «горячих» конфликтах агрессор тоже рассматривает все исходя из эгоцентричных перспектив, а это порождает порочный круг обид, гнева и стремления отомстить.

Эгоцентричная ориентация заставляет нас сосредоточить внимание на контролировании поведения и предполагаемых намерений других «персонажей пьесы». У нас имеются не выражаемые явно, но всегда подразумеваемые правила (для других) типа: «Ты не должен делать ничего, что может меня расстроить». Так как мы запросто применяем эти правила в слишком широком контексте, слишком грубо и негибко, то постоянно оказываемся уязвимы и зависимы от поведения других людей. Мы возмущаемся из-за собственного восприятия того, что наши правила оказываются нарушены, а поскольку отождествляем свою личность с набором этих правил, также чувствуем себя оскорбленными и подвергшимися насилию. Чем в большей степени мы относим на свой счет события, которые вообще-то никакого отношения к нам не имеют, или преувеличиваем значимость того, что к нам относится, тем легче нам причинить боль. Наши собственные правила, созданные для самозащиты, неминуемо нарушаются, потому что окружающие действуют по своим эгоцентрическим правилам. Даже будучи осведомлены о наших правилах, они – другие – не настроены допустить, чтобы их контролировали наши (чужие) правила.

Влияние эгоцентрического сосредоточения на себе четко прослеживается в отношениях между близкими людьми, в частности в браках, ставших проблемными. Пример: Нэнси пришла в ярость после того, как Роджер сделал бутерброд себе, но даже не спросил, хочет ли бутерброд и она. Здесь Роджер нарушил внутреннее правило Нэнси: «Если я небезразлична Роджеру, он должен всегда делиться со мной, хотя бы предлагать». В тот момент Нэнси не хотела бутерброд, но сам факт, что Роджер ничего ей не предложил, означал – в соответствии с ее правилом – невнимательность к ней с его стороны, то, что ему плевать на ее желания. Даже когда Роджер ответил на полную негатива реакцию, предложив-таки сделать ей бутерброд, это не помогло исправить ситуацию: он уже «продемонстрировал», что она ему безразлична. В результате Нэнси надулась и обиженно замолчала.

Заходя со своими ожиданиями слишком далеко, Нэнси сделала себя более уязвимой и поэтому в большей мере подверженной чувствам гнева и обиды. С другой стороны, Роджера не заботило, предугадывает ли Нэнси его желания, однако он оказался весьма чувствителен к проявлениям стремления другого человека его контролировать. Роджера охватило раздражение, когда Нэнси, надувшись, ушла в себя: он решил, что так жена хочет его наказать. В глазах Нэнси она сама была жертвой, Роджер – «злодеем», а в глазах Роджера жертвой являлся он, Нэнси же выступала в роли «злодейки».

Парадокс в том, что правила, которые для себя и внутри себя выстраивает индивидуум и которые призваны защитить его от боли и вреда, на самом деле делают его более уязвимым. Более адекватное и соответствующее реальному положению вещей правило для Нэнси звучало бы так: «Если Роджер не чувствует моих желаний, я расскажу ему о них». Такое «процедурное» правило, в случае его успешного применения, помогло бы ей достичь желанной цели – сделать Роджера более внимательным. С другой стороны, Роджеру пришлось бы учиться тому, что замыкание Нэнси в себе стало результатом разочарования в нем, его «толстокожести», а не формой тонкого отмщения.