Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - [12]
Концепция личного Врага имеет аналог при рассмотрении войн между группами людей. В вооруженных конфликтах чувство ненависти к врагу адаптивно. Солдат, предполагающий, что он находится под прицелом вражеской снайперской винтовки, ощущает ненависть, которая является частью примитивной стратегии выживания. Доминирующие упрощенные образы оппонента, как бы ограниченные стандартными, «рамочными» представлениями, помогают ему сосредоточить внимание на уязвимых точках противника и мобилизовать свои ресурсы на собственную защиту. Формулировка «убей или убьют тебя» отражает эту проблему в упрощенном, но недвусмысленном виде.
Подобного рода первичное, первобытное мышление активируется, когда члены какой-то группы выдвигаются, чтобы наказать предполагаемых обидчиков. Иррациональный фрейминг других людей как Врага особенно очевиден при рассмотрении случаев насилия, совершаемого толпой. Члены банды, собравшиеся для линчевания, или солдаты, в неистовстве убивающие невинных жителей какой-то деревни, не думают о том, что лишают жизни таких же, как они сами, человеческих существ. Не осознают, что движущая сила насильственных действий каждого их них берет начало в их собственном доне́льзя взвинченном и примитивном мышлении. Отвратительные образы жертв распространились по вершащей насилие группе, как лесной пожар. Поскольку каждый ее член воспринимает свои жертвы как нечто скверное, воплощение зла, он ведо́м мыслями о возмездии. Моральный запрет на убийство автоматически отменяется убежденностью, что они делают правильные вещи: злодеев надо уничтожать. Такое агрессивное, пропитанное насилием поведение приносит немедленное облегчение, поскольку утоляет гнев, дарует ощущение силы и власти, удовлетворения от того, что правосудие совершено и справедливость восстановлена.
Индивидуум, являющийся частью мародерствующей толпы, считает, что использует свое право выбора. На самом деле решение пойти убивать сделано автоматически его ментальным аппаратом, который оказался полностью захвачен примитивным императивом: убей, уничтожь опасное и ненавистное существо. Хотя психологический импульс, направленный на причинение вреда или убийство, на данном этапе развития враждебности в некотором смысле является непроизвольным: каждый отдельный солдат или индивидуум в беснующейся толпе имеет возможность сознательно его контролировать. Более длительно действующие и надежные способы справиться с деструктивными проявлениями должны быть направлены на систему примитивных представлений, которые выставляют жертвы в виде воплощения зла, на систему законов и правил, которые диктуют необходимость наказания этих воплощений зла, и на систему убеждений, разрешающую пренебрегать запретами на причинение вреда другим человеческим существам.
История изобилует примерами вражды между семьями, кланами, племенами, этническими группами и нациями, которая передается из поколения в поколение. Некоторые распри стали легендарными, как вражда между Хэтфилдами и Маккоями или между Монтекки и Капулетти в «Ромео и Джульетте». В первой сцене первого акта этой пьесы герцог приказывает своим враждующим подданным:
Недавние примеры междоусобных войн – конфликт между хуту и тутси в Руанде, евреями и арабами на Ближнем Востоке, индуистами и мусульманами в Южной Азии. Создание образа Врага нигде не проиллюстрировано лучше, чем при нападениях сербов на мусульман в Боснии. После распада государства в коммунистической Югославии в 1990 году коалиция националистов, политических и военных лидеров взяла на себя миссию построить чисто сербское государство за счет мусульманского населения. Сербское руководство расшевелило мрачные воспоминания о господстве турок и боснийских мусульман над сербами. Якобы для того, чтобы сохранить свою нацию, сербская власть провела кампанию «этнической чистки» и уничтожила или изгнала тысячи мусульман[21]. В последнее время[22] сербские войска сжигали деревни и массово убивали гражданское население в югославской провинции Косово – в ответ на восстание этнических албанцев.
Яркий образ мусульман как Врага, создаваемый сербским руководством, лишь подстегивал массовые убийства. Посыл был таков: мы веками страдали под турецким игом и более не потерпим ярмо их последышей. Безусловно, это был до крайности заряженный негативом образ «угнетателей», который сербское население просто не могло спокойно воспринимать и терпеть. Хотя между сербами и мусульманами, которые долгое время мирно жили вместе, не было заметной разницы.
Драматизация образа Врага также является удобным способом для национальных лидеров объяснить крутые развороты в их экономической и военной политике. Приписывая военные поражения проискам стигматизируемых меньшинств, какой-либо политический лидер может взрастить у нации ощущение униженности, слабости и уязвимости. Например, Гитлер использовал «козни» многочисленного еврейского меньшинства в качестве объяснения поражения Германии в Первой мировой войне и национального унижения, последовавшего за соглашением о перемирии, а также инфляции и депрессии
