Узник гатчинского сфинкса - [63]

Вскоре наш герой получил пространную инструкцию, в которой, в частности, будущему составителю бюллетеней рекомендовалось обратить особое внимание на сочинения о религии, морали, законодательстве, политике, военном деле, педагогике, науке и литературе.

«Государь высказал желание, чтобы вы во всех ваших трудах не упускали из вида моральную и христианскую цель… Современные идеи и мнения, — поясняется в инструкции, — касаются, главным образом, двух вопросов: 1) верховной власти и представительного строя и 2) общей политики».

Любопытно, что, хорошо зная драчливый характер своего сотрудника, Нессельроде от себя выражает надежду, что к столь важному делу Коцебу отнесется со всевозможной осторожностью, спокойствием и… без излишнего усердия (?!).

Избрав для своей деятельности родной Веймар, он прежде всего начал издавать «Литературный еженедельник», первыми подписчиками коего оказались император Александр и руководитель австрийской политики князь Меттерних. На страницах своего еженедельника Коцебу подверг осмеянию идею германского единства, а свободу печати (играя словами) называл… наглостью печати. С невероятным упорством вел он борьбу со студенчеством.

Впрочем, студенты не остались в долгу. На Вартбургском празднике они на площади подвергли аутодафе (сожжению) несколько книг реакционного содержания, среди которых была и «История Пруссии» Коцебу.

В донесениях резидента русскому правительству весьма любопытен их политический отдел. Прямо Коцебу не осуждает народное представительство и не отвергает его. Но общая тенденция, подборка цитат и комментариев сделана так, что каждому, кто прочтет этот отчет, станет понятно, что вся шумиха из-за конституции поднята всего лишь либеральными журналистами. Коцебу сооружает настоящий обвинительный акт против прогрессивных журналистов:

«Им дозволили теперь развязно декламировать против правительства и зарабатывать кусок хлеба, возбуждая в народе дух недовольства».

Он обращает внимание правительства на то, что немецкая пресса в целом критически относится и к Священному Союзу, и к постановлению Венского конгресса, возбуждает в немецкой нации чувства неприязни к России.

Всего Коцебу успел отослать шесть бюллетеней. В одном из своих писем графу Каподистрии он прозорливо высказывает мысль, что деятельность немецких журналистов не пройдет бесследно.

«В случае войны, в особенности с Францией, в Германии неминуемо должна вспыхнуть революция, и тогда мы увидим у себя Маратов и Робеспьеров, под топором которых я погибну один из первых. Хорошо знаю, что я только затерянный где-то часовой, но иногда тревога, поднятая этим часовым, бывает не совсем бесполезна».

Какое странное и поразительное сближение: смерть императору Павлу от рук своих подданных предсказал дикий упрямец, прорицатель-монах Авель, за что был схвачен и заточен в темницу. Коцебу сам пророчествует себе кончину. А в роли Авеля выступила родная мать. В письме к Меркелю она высказала тревожащее ее предчувствие, что ее единственный сын, любимец Август, умрет насильственной смертью…

Крах зрел и крах наступил.

Однажды ноябрьским вечером переписчик Коцебу что-то не разобрал в черновой рукописи очередного бюллетеня своего патрона и обратился за разъяснением к проживавшему в одном с ним доме редактору «Оппозиционного листка» Линднеру. Этот Линднер, уроженец Курляндии, был французским разведчиком, работавшим против Пруссии. Завладев очередным донесением русского резидента, он оценил важность попавшего в его руки документа, снял с нее копию и передал профессору Йенского университета Лудену, одному из непримиримых врагов Коцебу. Последний поспешил передать бюллетень в два других журнала. Узнав о провале, Коцебу обратился за содействием к Веймарскому министру Эдлингу. Статья в журнале Лудена «Немезиды» была захвачена в корректурных листках, но зато успели выйти в свет два журнала: «Изида» и «Друг народа» — с материалами о разведывательной деятельности Коцебу. Общественное мнение, подогретое журналами и газетами, заклеймило его презренным именем шпиона и изменника.

Да, конечно, Коцебу русский подданный и состоит на русской службе. Но все-таки он немец, его родина Веймар, и даже то, что его творчество популярно среди немецкого народа, — все теперь было поставлено в вину этому изменнику, ренегату и отщепенцу!

Ему бы остановиться, примолкнуть, исчезнуть. Но не таков Коцебу! Он снова ринулся в полемику, не утруждая себя заботой по части дипломатических выражений. С бесшабашным отчаянием он рубил сук, на котором сидел.

Впрочем, Коцебу тоже не оставляли в покое. Он постоянно жаловался на неприязненные выходки буршей: то разобьют окна в квартире, то устроят ночной кошачий концерт. По этому поводу Шарлотта Шиллер писала:

«Коцебу по обыкновению злится и мстит неблагородно. Ему недавно разбили окна. В этой проделке он тотчас же обвинил студентов и в своем «Литературном листке» разразился на них бранью. Я лично нахожу невероятным, чтобы студенты нарочно для этого пришли из Йены в Веймар. Это, наверное, сделали какие-нибудь уличные мальчишки».

Многие современники Коцебу предвидели возможность печального исхода.