Узник гатчинского сфинкса - [57]

Росси уже собирал на стол, когда Коцебу вошел в комнату.

— Сеньор, я поздравляю вас!

— С чем ты меня поздравляешь, Пьетро?

— Как? Неужто вы не рады такому чудесному дню? Не рады, что бодры, здоровы и, смею думать, даже счастливы?

— Да, вот если бы чуток счастья… Впрочем, ты прав. Вот когда давеча я купался, знаешь, подле Шавринского мыска, вышел из реки, растерся полотенцем, помолился на солнышко, и впрямь, Пьетро, так хорошо стало, легко и… радостно! Черт знает от чего бы? Но это так. Было!

— Я вам уже не однажды говорил, что счастье сидит в нас и только от нас и ни от кого более зависит — дать ему малость порезвиться с нами или же загонять еще глубже вовнутрь. Только и всего!

— Ну, допустим, не только… Впрочем, чем ты сегодня, сударь, будешь нас потчевать?

— Трепанги, сеньор, отменяются, ибо они, как правило, подаются под ущерб луны или новомесячье с молодым хересом. А посему сегодня у нас будет королевский завтрак: яичница с кофием.

— Брависсимо, Пьетро!

По обыкновению, с утра Коцебу занимался своими Записками, когда около десяти часов к нему зашел Грави. Схватив лежавшую на столе колоду карт, он принялся раскладывать гран-пасьянс.

«Этим он нередко выводил меня совершенно из терпения, потому что нужно было целые часы оставаться свидетелем столь бесцельного занятия. Этот милый человек не подозревал, чтобы в Кургане кто-либо мог дорожить временем, а тем более ссыльный. Он занимался раскладыванием пасьянса до одиннадцати часов.

В глубоком молчании и со сдержанным неудовольствием я ходил взад и вперед по комнате, ожидая, когда он кончит. Вдруг Грави спросил, не хочу ли я что-нибудь загадать на карты?

— Спросите оракула, скоро ли я увижу мою жену?

По картам получилось, что Христина Карловна вскоре должна приехать ко мне в Курган. Чему, наверное, более, чем я сам, радовался этот большой и простодушный ребенок…»

Через час после ухода судьи в дверь проскребся Росси.

Коцебу, не выпуская пера, недовольно обернулся.

— Сеньор, есть новость.

Коцебу поморщился. Опять о каком-нибудь своем любовном похождении, которых, кстати, у него было уже не менее дюжины.

— Пьетро, я же запретил тебе заходить, когда я работаю!

— Из Тобольска приехал драгун, чтобы вас взять.

Коцебу онемел. Свет померк для него. В Тобольск? Зачем? Неужто погонят далее, воглубь, в рудники, может, даже на Камчатку?

Первое желание, скорее инстинктивное, — бежать, не даться. Он машинально ладошками прошелся по поясу, холщового мешка с деньгами на нем не было. А в крайнее окно уже увидал возбужденную толпу, приближавшуюся к дому. Впереди — Грави, за ним — драгун с пером на шляпе. Росси, подперев косяк, закрыл дверь. Поздно. Обложили.

Коцебу отпрянул от окна. Метнулся по комнате туда-сюда. Снова к окну. Но что это? Заметивший его Грави машет рукою и улыбается. Наконец, судья поспешно вбегает в комнату.

— Федор… Федор Карпыч, вы свободны! — старик бросается ему на шею.

— Ваше благородие, вам депеши от губернатора. — Драгун вручает Коцебу несколько писем и кипу газет.

Коцебу пытается вскрыть конверт, но руки дрожат, а сургуч держит крепко. Наконец, голубой листок в руках. Свою записку губернатор писал по-французски.

«Сударь!

Радуйтесь, но умерьте свое восхищение; слабое ваше здоровье того требует. Предсказание мое сбылось. Я с приятным удовольствием объявляю вам, что всемилостивейший государь император желает вашего возвращения.

Требуйте все, что вам нужно, — все будет вам доставлено и о том уже приказано.

Поспешите и примите мое поздравление.

Ваш покорнейший слуга Д. Кошелев.

4 июля».

— Что будете делать? — спросил Грави.

— Как что? Ехать!

— Когда?

— Сию минуту.

— Так надобно же собраться.

— Пьетро, шибай все в мешок!

— Хорошо, — с улыбкой сказал Грави, — насчет лошадей я распоряжусь.

Но вскоре судья вернулся.

— Федор Карпыч, у нас сегодня престольный праздник. Это очень большой праздник города. Будет крестный ход, в коем я обязан принять участие. Настоятельно прошу и вас почтить сие присутствием… Знаю, чувствую, понимаю! Времени это много не займет. Ну каких-то полчаса. Что значат эти несчастные тридцать минут и… вечность?

— Ах, милейший Федор Иванович, Федор Иванович. Полагаю, что мое присутствие с вечностью не сравнить, но…

— Вы обязаны это сделать. Это зачтется вам вместо напутственного молебствия. Троица — заступница ваша…

— Сеньор, все одно лошадей нет и едва ли скоро будут.

Скрепя сердце, Коцебу согласился. Вот что впоследствии он записал об этом в своей записной книжке:

«Истинный смысл и значение этого праздника я никогда не мог постигнуть. Форма же его была такова. В семи верстах от города, подле развалин старинного городища, стояла деревня Курганная, куда мы однажды с Ванюшей ходили на охоту. В деревне той была часовня, в коей хранилась икона божьей матери. Эту икону выносили из часовни и несли в город. Из города выходили ей навстречу, неся с собою тоже образ святого. И затем, встретив, сопровождали первый образ в городскую церковь. А вечером его уносили обратно в деревенскую часовню.

…Мы встретили деревенский образ около городской черты. Его несли шесть девушек, очень красивых, со священником впереди. Все пели и крестились.