Узник гатчинского сфинкса - [50]

Шрифт
Интервал

— Что мелешь? Какой фрак, какие розы?

— Согласно этикету при Вестминстерском аббатстве, данный случай попадает под черный фрак с розой и панталонами…

Дом заседателя уездного суда Иуды Никитича стоял на Троицкой улице в непланном месте, стало быть, старинной постройки. Но высокое крыльцо было новым, и у двери не деревянная колотушка висела, а укреплен медный колокольчик с длинным ременным шнуром. Такого колокольца, кажись, более ни у кого в городе не было.

Коцебу на секунду остановился. Его так и подмывало дернуть за бронзовое кольцо, но дверь была распахнута настежь, и он, подавив озорное искушение, смиренно прошел сени и открыл дверь в горницу. И едва он это сделал, как на него опрокинулся шквал, гром, гул, будто швырнули его в трубу иерихонскую.

Малость погодя, оправившись от первоначального шока, увидал он перед собой веселую банду орущих и трубящих молодцев, тем пуще усердствовавших, когда примечали нежданный испуг гостя.

Итак, оглядевшись, он увидал тут весь высший свет города: судью Федора де Грави, уездного исправника Степана Мамеева, секретаря суда Андрея Бурченинова, дворянского заседателя Егора Гартмана, сельского заседателя нижней расправы Григория Голикова, купцов Михайло Смирных и Егора Саматова, бывшего уездного исправника Николая Бошняка. Еще были тут и надворный советник Александр Павлуцкий, титулярный советник Карагаев, врач, мещане, канцеляристы, и напоследок углядел он дьякона Алексея Топоркова. Городничего Василия Чекунова не было, был в отъезде.

Впрочем, пусть сам Коцебу, своими словами расскажет нам о том, как он праздновал именины заседателя уездного суда. Тем более, что записи сделал он, по своему обыкновению, в тот же вечер.

«…И вот сия расхристанная банда, называемая здесь певчими, следила за входившими и, завидя очередную жертву, набрасывалась на нее всей мощью своих луженых глоток. А чтобы усилить звук, они прикладывали руки к губам, и так орали во все горло!

На громадном столе стояло блюд двадцать, но не было ни приборов, ни стульев вокруг. Наверное, это имело вид завтрака или закуски. Преимущественно тут находились пироги, приготовляемые обыкновенно с говядиною, но на этот раз с рыбою по случаю поста.

Кроме этого, стояло множество холодной рыбы и несколько пирожных.

Иуда Никитич с огромной бутылью водки в руках ходил по комнате и торопился угощать своих гостей, которые постоянно пили за его здоровье, но, к величайшему моему изумлению, не пьянели!

Вина не было вовсе. Вообще, во всей Сибири я нигде ни у кого не пил вина, за исключением губернатора в Тобольске. Вино у него было довольно сносное, русское, которое он получал, если я не ошибаюсь, из Крыма. Вместо вина хозяин угостил нас другою редкостью — липецом, или еще называют ее медовухой, желтого цвету, весьма коварным напитком, который очень ценится в Сибири, так как в этой стране нет пчел. Однако все гости, кроме меня, предпочитали водку…»

Коцебу с нетерпением ждал минуты, когда отворят белую дверь в другую комнату и попросят садиться за стол. Но пока он так думал, он вдруг обнаружил, что гости незаметно куда-то исчезают. Вот только что разговаривал с исправником Степаном Осиповичем, а потом едва перекинулся парой слов с Павлуцким, но когда опять захотел сказать что-то Мамееву, того и след простыл. Уходили по-английски. Вот уж он остался тут чуть ли не в одиночестве. В растерянности топтался вокруг обильного стола. С полупустой бутылью ходил за ним во след Иуда Никитич, подстерегая момент, когда бы можно было «дорогому гостю» еще всучить посошок. И тогда он, наконец, понял, что пора и ему убираться отсюда подобру-поздорову, пока совсем не споили.

На выходе столкнулся с судьею Грави.

— Как это понимать, Федор Иванович, конец?

— Ну что вы, Федор Карпыч, это только начало: червячка заморили. Теперя каждый уходит домой спать, а в пять часов снова все соберутся. Так что вы, голубчик, уж не забудьте пожаловать…

«К назначенному часу я опять заявился, — читаем мы у нашего летописца. — Сцена несколько изменилась: большой стол по-прежнему стоял посреди комнаты, но вместо пирогов, рыбы и водки на нем красовались в множестве сладкие пироги, миндаль, изюм и китайские варенья отменного вкуса; из их числа особенно выдавался род желе или компота из яблоков, нарезанных ломтиками.

Теперь появилась хозяйка дома, молодая и привлекательная особа, и вместе с нею вошли жены и дочери гостей.

Подали чай с французскою водкою, пунш, в котором лимон заменяли соком клюквы. Поставили карточные столы и составили бостон, тянувшийся до тех пор, пока спиртные напитки позволяли игрокам отличать дам от королей.

После обильного ужина все, наконец, разошлись…»


В воскресенье, после обедни, по пустынной Береговой улице шествовали два человека. Тот, что впереди, был одет в свободный шелковый халат, с тростью в руке и в широкополой шляпе, а позади него бодро вышагивал не привычный для здешнего края молодец в белой парусиновой морской робе, с длинными волосами, закрученными в пучок и перехваченными ременным шнурком. На ногах — сандалии на деревянной подошве. В руках он нес корзину.

Вы уже догадались, дорогие читатели, что перед вами наши герои.


Рекомендуем почитать
Воля судьбы

1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.


Последний бой Пересвета

Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.


Грозная туча

Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.


Лета 7071

«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Под ливнем багряным

Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.