Узница. 11 лет в холодном аду - [16]

Как и раньше, я гуляла с другими детьми по деревне. Шел дождь, и в коричневых лужах плавали утки. Свиньи валялись в грязи. Мои белые кроссовки очень быстро покрылись грязью. Зита точно будет ругать меня. Но мне было все равно. Я наслаждалась моим свободным временем. Я наслаждалась тем, что мне не нужно работать, а можно побыть просто ребенком.

Мы заглянули к соседям, друзьям и дальним родственникам, живущим в деревне. Везде нас угощали едой, а в доме директора школы нам даже предложили сладости. Мы, дети, были счастливы. Мы танцевали под музыку, звучавшую по радио, смеялись, гоняли кур, лазили по деревьям, смотрели на взрослых, которые усиленно выпивали за праздник Магхи, пели, громко говорили и дико жестикулировали. Перед домом одного из деревенских старейшин собралось много людей. Мы протиснулись через толпу зевак вперед. Несколько молодых людей, выпив рисового вина, изображали уличный театр. Они подражали попрошайкам, которые вечно попадали впросак, потому что прикидывались дураками. Они спотыкались о свои собственные ноги, падали, воровали друг у друга монеты из карманов, переодевались женщинами. Публика веселилась и смеялась. Было так хорошо видеть радостные беззаботные лица вокруг и хохотать во все горло вместе со всеми!

Когда стемнело, при свете электрической лампочки мы все вместе уселись на пол и поужинали традиционными блюдами народности тхару на лиственных тарелках. Такие тарелки мы называем дониа. Они очень практичны, потому что их не надо мыть. Их складывают из листьев перед каждой едой, а после этого просто выбрасывают. Как я тосковала по своему дому и по вкусной еде! Какими вкусными были дикри — длинные белые валики или круглые шарики, которые делают из рисовой муки! Мой отец всегда выпекает их прямо на камнях рядом с очагом. Кроме того, были пряники из бобов, сладкий картофель, жареная во фритюре цветная капуста, картофель в остром зеленом соусе и даже мясо в честь праздника. Моя мать специально для меня зарезала курицу.

Я сделала вид, что попробовала всего понемногу, хотя уже давно стала вегетарианкой. Но остальные члены семьи ели мясо по праздникам. Праздничный ужин в день Магхи был намного богаче, чем раньше, потому что мои братья и невестки пару месяцев работали на строительстве плотины и заработали немного денег. Теперь река Рапти не могла уже так легко затапливать нашу деревню и наши поля. Кроме того, за работу каждому из них дали по мешку риса. Так что семья, по крайней мере на ближайшее время, имела достаточное количество еды.

И все же мать не разрешила мне остаться в Манпуре. Когда я на какой-то момент осталась наедине с ней возле колодца, где мы пеплом и водой оттирали и мыли горшки, я сказала ей, насколько я несчастна в Катманду и что семья, в которой я работаю, не разрешает мне ходить в школу, несмотря на то что они это обещали.

— А как насчет новой школы здесь? — спросила я. — Я ведь могла бы ходить в школу прямо рядом с домом и помогать тебе и невесткам по хозяйству и в поле. Пожалуйста, разреши мне остаться здесь! Не отсылай меня обратно в Катманду! Даи, пожалуйста!

Мать сказала:

— Хорошо, если ты не хочешь снова уезжать так далеко, тогда пусть твой брат наймет тебе другой дом. Оставаться здесь ты в любом случае не можешь. Сейчас нам повезло со строительством плотины, но она уже готова, и у всех твоих братьев, за исключением Амара, снова нет работы. А через пару недель рис закончится.

Но в другую семью я не хотела. Кто знает, что меня там ждет? За это время я слышала очень много страшных историй о девочках-камалари. Их били, мучили, насиловали. В доме у Зиты и ее клана со мной, по крайней мере, хотя бы такого не происходило. Пусть даже моя жизнь у них была совершенно безрадостной и мне до сих пор не разрешали ходить в школу, а только заставляли работать, но я знала, чего мне от них ожидать. Я привыкла к ним, научилась жить вместе с ними, по возможности без неприятностей. Пусть даже не в Манпуре, но все-таки лучше работать у Зиты, чем неизвестно где в качестве камалари. Где-то в глубине души я понимала, что мне нужно вернуться в Катманду. Однако понимание этого было, тем не менее, болезненным.

Я сдалась и на рассвете собрала свою котомку. Бисрами, моя любимая невестка, принесла мне ожерелье из маленьких стеклянных бус. Она надела его мне на шею и поцеловала в лоб.

— Я каждый день думаю о тебе, Урмила. Ты сильная, ты справишься, ты вернешься, я твердо в это верю. И молюсь об этом каждый день.

Моя маленькая племянница, дочь Амара, принесла мне цветок:

— Вот, Урмила, это тебе.

Я обняла ее и не могла сдержать слез.

Немного позже за мной заехал тот же мужчина на мотоцикле. Перед тем как уехать, я помолилась Бутуа, богу племени тхару, который имеет обличье коня. Мы храним его фигурку в небольшом сундуке за хижиной моих родителей. Собственно, это два маленьких глиняных коня. Один из них, который побольше, — это жеребец, а тот, который поменьше, — кобыла. Они символизируют инь и ян — мужскую и женскую энергию Вселенной. Я положила пару цветов перед обеими лошадками и вознесла к небу молитву — молитву Бутуа, богу тхару, Шиве, Вишну, Будде и всем другим богам: «Пожалуйста, сделайте так, чтобы я поскорее вернулась домой!»