Он сильно навалился плечом на ржавое мокрое железо. Дверь сдвинулась с мёртвой точки, но лишь еле-еле. Хотя детская застенчивость сочеталась в Принце с большой физической силой, ему ничего не удалось сделать.
— Снимай пиджак, рубашку, штаны! — приказал я Покойнику.
— Разве это возможно? — промямлил он.
— У нас нет времени рассуждать!
— Разве осенью раздеваются?
От волнения он заговорил в своей любимой манере: вопросами.
— Он простудится, — сказал заботливый Принц.
— Лучше спастись простуженным, чем погибнуть здоровым! — воскликнул я.
Покойник разделся. Девочки отвернулись.
Голый Покойник (то есть почти голый: трусы оставались на нём) пролез сквозь узкое отверстие.
— Разогрейся! — посоветовал из подвала Принц Датский. — Побегай!
Покойник забегал.
— Сначала оденься, а потом уж… — сказал добрый Принц.
От холода Покойник дрожал и плохо соображал. Наташа и Миронова стали натягивать на него рубашку, пиджак и пальто. Брюки он надел сам.
— Теперь Глеб! — сказал я.
— Я потом… Раз из-за меня… — тихо сказал Глеб. — Ведь всё это…
— Расследование закончим потом, — шёпотом перебил я его (хотя мне очень хотелось спросить прямо в упор: «Зачем ты всё это сделал?»). — Сейчас выяснять не время, потому что дорого время!
Глеб тоже скинул пальто и протиснулся.
Принц Датский указал на просвет:
— А теперь уж ты, Алик!
— Я покину подвал последним! — сказал я так, будто был капитаном гибнущего корабля: капитаны всегда покидают судно последними.
Принц Датский смущённо развёл свои огромные руки в стороны:
— Мне ведь тоже придётся… Как Покойнику…
Девочки отвернулись.
— И вы тоже, — сказал Принц мне, Глебу и Покойнику.
Большая физическая сила продолжала сочетаться в нём с детской застенчивостью.
Принц не был толстым, но мышцы вздувались у него на руках, на груди, даже на животе — и он запросто мог застрять в узком проходе.
По-спортивному быстро он перекинул одежду на улицу, преодолел препятствие, оделся и сказал:
— Можете смотреть!
Он стал по-спортивному высоко поднимать ноги, совершать пробежку по пустому, мокрому саду. Вслед за ним затрусил Покойник. Они согревались. А я?..
Я остался один по ту сторону двери, в подвале. С друзьями всегда приятней, спокойней, а в подвале особенно! «Что, если сейчас из другой двери появится племянник Григорий?» Эта мысль подтолкнула меня: я заторопился, сбросил пальто. И тут же подумал о другом: «Как я буду протискиваться сквозь узкую щель на глазах у Наташи Кулагиной?..»
Я всегда очень боялся предстать перед ней в невыгодном свете, в каком-нибудь смешном виде. Парикмахер сказал как-то маме: «У вашего сына сзади красивая форма головы. Благородная!» И я старался почаще поворачиваться к Наташе затылком… «А сейчас она увидит, как я буду краснеть и сопеть, пролезая с трудом между стеной и дверью». Эта мысль заставила меня похолодеть. Думаю даже, что мне было холодней, чем Покойнику, когда он остался в одних трусах, потому что я похолодел внутренне!
К тому же оказалось, что мне нужно снять не только пальто, но и куртку: выяснилось, что я тоже довольно плотный. А под курткой была старая рубашка, которую мама заштопала на самых видных местах. Она была тёплая, и поэтому я надел её в тот день. Мне не хотелось, чтоб Наташа видела эту рубашку. «А всё из-за Глеба! Зачем ему было нужно? Зачем?! — Я, кажется, впервые взглянул на него со злостью. — И из-за Племянника! Как бы этому Племяннику отомстить? Хоть немного! Хоть чем-нибудь…»
В тот же миг идея озарила меня!
Я нащупал в кармане карандаш и бросился обратно во мрак подвала: мне захотелось оставить кое-что на память Племяннику, какие-нибудь строчки, которые бы его разозлили.
— Куда ты?! — крикнул Покойник так, будто прощался со мной навсегда. Он боялся без меня оставаться. Это было приятно!
— Не бойся: вернусь! — успокоил я Покойника. Подбежал к старому садовому столику — и вдруг…
С ужасом услышал я, что со стороны двери, запертой на щеколду, послышались шаги. Это спускался племянник Григорий. Он, наверно, хотел поиздеваться над нами: спросить, как мы себя чувствуем, не соскучились ли или что-нибудь вроде этого. «Если ему никто не ответит, — подумал я, — он сразу поймёт, что мы убежали, и устроит погоню. Выйдет во двор и снова захватит всех!»
События с головокружительной быстротой сменяли друг друга!
Сердце замерло у меня в груди, а может быть, вовсе остановилось. Каждый шаг за дверью, на лестнице, отдавался трагическим эхом у меня внутри, будто от ужаса там образовалась какая-то пустота…
Так и есть.
— Эй, гаврики! Что это вы молчите, будто мать родная не родила? Заснули? — крикнул Племянник.
— Так точно. Все спят! — громко ответил я.
— Это ты, парнёк?
— Я!
— Опять выскакиваешь?
Он не знал, что выскочили как раз все остальные, а я остался.
— Куда же я выскочу, если вы дверь закрыли?
— Посидите ещё немного! Закаляться надо. Ты как считаешь, парнёк: надо вам закаляться?
— Ещё бы!
— Ты ведь хотел познакомиться с Дачником?
— Ещё как!
— Теперь познакомился?
— Конечно!
— Ну, вот видишь! Может, и о тебе когда-нибудь книжку напишут.
— Если я дойду до его состояния!
— Ага!..
Он засмеялся мелким и дробным таким смешком, будто монеты рассыпал по лестнице.
