Узлы - [7]

Умолкла старая Зарифа, чему-то рассмеялся малыш на руках Рамиза, и Васиф осторожно высвободился из объятий тети.

- А Бахши? Жив-здоров?

- Ты про отца Акопа? Да, признаться, давно не виделись. Говорят, в Кюровдаге работает Акоп. И старик там с ним.

Васиф оживился: значит, все в порядке. Кажется, все дороги ведут в Кюровдаг. И Пакиза там... Перед мысленным взором его ожили вдруг доверчивые, милые глаза Пакизы.

Брось! - одернул себя Васиф. - Что было у вас? Ни к чему не обязывающая дорожная встреча, а ты уже размечтался. Сойдутся ли когда-нибудь ваши пути? А если не сойдутся? Разве просто хорошие воспоминания - так уж мало? Почему многие недооценивают это? Кажется, я опять ударился в крайность. Разве можно жить одними хорошими воспоминаниями? Не мало ли этого?

- Что же мы сидим? - встрепенулась Зарифа. - Рамиз, быстрей, пока магазины открыты! Васиф, я сейчас... Я тебе свежий чай сейчас приготовлю. Такое счастье! Васиф вернулся!

Она, словно не веря своим глазам, прижала к груди голову племянника.

Через несколько часов захлопала дверь, заверещал входной звонок. Шли и шли знакомые, родственники, просто соседи - поздравить старую Зарифу с возвращением Васифа.

Он не любил суетливую торжественность шумных встреч - все эти обязательные объятия, поцелуи, участливые расспросы женщин, многозначительные похлопывания по плечу... Неужели все это лишь дань древней традиционности приветствий? - думал Васиф, растерянно вглядываясь в знакомые и ставшие чужими лица. Как будто на именины пришли.

В дверь с шумом ввалился крупный, породистый мужчина лет тридцати семи в безукоризненно сидящем макинтоше. Отыскав глазами Васифа, он молча сгреб его в объятия и долго целовал, щекоча мягкими, душистыми усами. У свидетелей этой встречи, всех тех, кто выскочил в коридор навстречу Балахану, повлажнели глаза.

- Дорогой дружище! Ты появился так же неожиданно, как исчез, выговорил наконец Балахан. - Да разрушит небо дом того, кто причинил тебе горе! Пусть никогда не узнаешь горя! Наконец и мне перестанут нервы трепать.

Васиф не понял последних слов, хотел было спросить, но двоюродный брат подтолкнул к нему пышную белокурую красавицу. Глаза ее сверкали не менее ярко, чем маленькие бриллианты в сережках. Васиф даже зажмурился перед ослепительной улыбкой. Назиля-ханум изящно кивнула ему, чуть опустив длинные пушистые ресницы.

- Наконец-то, Васиф... Боже мой, как вы изменились!

Ее низкий грудной голос что-то отдаленно напомнил Васифу.

- Не знаю... Может быть, - ответил он, невольно поддаваясь ее обаянию.

- Да... Все течет, все меняется, как говорят философы.

- Прекрасно сказано, - поддержал жену Балахан.

- А ты все такой же, - Васиф подмигнул двоюродному брату, и тот, уловив намек на давнее хорошо известное родне пристрастие его к философским изречениям, так забавно утвердившееся в жене, обиженно поджал губы, поморщился.

- Хорошо, хорошо, понял. Ну и память у тебя. Да и я пока склерозом не страдаю. Вот только сердце немного пошаливает. Эх, Васиф... - Он медленно провел рукой по лбу, словно отгоняя подступившую тревогу. - Кто скажет, что годы заключения бесследно прошли для тебя. Но и мне пришлось немало пережить. Дня светлого не видел. А кому скажешь...

Он вздохнул, задумался, потом, спохватившись, обнял Васифа за плечи, увлек в комнату, где у стола уже хлопотали женщины.

- Идем, идем. Заговорились мы с тобой. Еще успеем об этом. Сегодня твой вечер!

Да, это был его вечер. Ради него собрались близкие.

Ради него достала из сундука свою праздничную шаль Зарифа-хала. Для него бегал по магазинам Рамиз в поисках коньяка. И не было сегодня здесь, под этой крышей, человека, который не старался бы предупредить его желание, сделать что-то приятное.

Но странно, чем больше нарастала эта праздничная суета вокруг него, тем скованней становился Васиф. Отвечая на деликатные вопросы, поддерживая шутки, он вместе с тем чувствовал себя, как человек, идущий по скользкому льду, когда невольно до боли напрягаются мышцы.

"Отвык от людей, от праздников", - с горечью подумал Васиф, наблюдая, как заботливо выбирает ему тетя Зарифа жирные куски баранины. Он улыбался, благодарил, парировал шутки, но какого напряжения стоила ему каждая улыбка. И еще эти пристальные, ревнивые взгляды красавицы Назили: каждый раз, когда Балахан обращался к Васифу с детства привычным словом "бэбэ", она раздраженно поводила плечами, будто ласковость мужа с этим приезжим родственником отнимала у Назили что-то лично ей принадлежащее.

- Каким ты был, бэбэ*, таким и остался, - громко хохотнул Балахан, подметив, как старается Васиф незаметно отодвинуть рюмку с коньяком.

______________ * Бэбэ - малыш.

От слов этих повеяло теплотой и искренностью. Васиф, пользуясь тем, что Назиле наконец удалось привлечь внимание мужа, внимательно вгляделся в Балахана. Изменился двоюродный брат, отяжелел. И еще этот живот, колыхающийся от смеха. Кто скажет, что они ровесники... Да и в лице его появилось что-то неуловимо чужое. Эта постоянная готовность подыграть настроению собеседника... Только что был задумчивым, серьезным, разговаривая с тетей Зарифой. И вот уже игриво улыбается жене. Правда, он это всегда умел - гибко, легко овладевать вниманием, слыл душой компании. Друзья часто шутили: "Где стол заставлен пловом, там Балахан на почетном месте".