Ужин с шампанским - [11]

И вот опыт удался. Однако чем больше думал Галогенов о своем грандиозном успехе, тем очевиднее становилась подстерегавшая опасность. Узнают, например, что лотерейный билет, на который выпала «Волга», был куплен уже после тиража по высокой спекулятивной цене.

За ремонт дачи рабочим чем платил? Спиртом. По три литра в день из лаборатории выносил. А главное, выплывет наружу страшная тайна: в огромном сарае на участке Галогенов оборудовал современный хлев, и основные средства существования получал от торговли свининой.

Галогенов взглянул на часы. Как раз в это время жена должна была задать свиньям корм — синтетическую красную икру. Галогенов изготовлял ее при помощи сконструированной Ваннадиевым, но еще не введенной в эксплуатацию и потому тайно перевезенной на дачу машиной. Исходными материалами для производства икры служили морковь, канцелярский клей и солярка.

«И что изобретение в личных целях использовал, пришьют, — с тоской подумал Галогенов. — А это уже уголовщина…».

Он уже занес руку — грохнуть запотевшую пробирку об пол, но вошла жена.

Вдвоем они покормили свиней и вышли на свежий воздух. Свиньи были упитанные. Галогенов заметно повеселел.

— Как ты думаешь, Танюша, — сказал он. — Что, если покупку катера временно отложить и подыскать парочку хороших биографов?

Не привыкайте!

Проснулся от того, что за стеной затарахтел, будто мотоцикл, неисправный кран. Стена его комнаты примыкала к ванной в соседней квартире, сильно умный архитектор придумал такую планировку.

Вскочил в ярости, готовый стену проломить и тряхануть того, кто с крепкими нервами каждое утро умывается ни свет ни заря. Но сам себя осадил: было даже неплохо, что разбудили, — нужно бежать в поликлинику, лаборатория до десяти, а без справки не дадут путевки на турбазу — и тогда прощай горные лыжи и Новый год с Натальей в альпинистской палатке.

Побрился, натянул куртку, перепрыгивая через две ступеньки, спустился вниз. Время не поджимало, просто приятно было поразмяться, вот и скакал — вместо обычной зарядки. Отомкнул ячейку с номером своей квартиры на металлической дверце. Обе утренние газеты лежали на месте. «Надо бы захватить, а то опять исчезнут», — подумал он, но не сделал этого, не хотелось занимать руки даже пустячным предметом и тем отягчать энергичную легкость тела.

Улицу, понятное дело, уже с неделю не убирали: к троллейбусной остановке шел осторожно, едва переставляя ноги, — под снегом гололед, не хватает только перед отпуском навернуться.

Людей на остановке скопилось много. Слабонервные не выдерживали, пытались остановить такси. Машины ехали мимо. Очередь возмущалась.

— Надо же, как снег повалит, никуда добраться нельзя. Впору самим лопаты брать и дороги чистить…

«А что, а что, и возьмите», — чуть было не подначил он недовольных, но сдержался. Нехорошо. Сам-то никуда не опаздывает, а народ спешит, нервничает. Блаженствовал, подставив лицо крупным снежинкам и почти задремывая: какое счастье, зима, морозец, впереди — десять дней фантастического горного отдыха… И Наталья рядом. Неужели сбудется и они уедут вдвоем?

Троллейбус подкатил до того туго набитый, что, казалось, вот-вот лопнет и развалится. Он и не пытался в него втиснуться. Ждал. В следующий — этот тоже пришел не скоро — удалось-таки влезть, правда, самым последним, нажав на выпиравшую из дверей человеческую массу грудью и животом. Но на нижней ступеньке уместился. Двери сомкнулись, сдавив его локоть будто тисками. Он зажмурился от боли. Остатки сна и мечтаний шелухой слетели с ленивого, еще не включившегося на полную катушку разума. И не предполагал, что у этих створок мертвая хватка. Резиновые прокладочки вроде. Ан нет, голый металл. Хорошо, куртка толстая, смягчала жим капканьей стали.

Едва притормозили и дверные челюсти его выпустили — соскочил, согнулся, стал пострадавший локоть массировать, и боль слегка поутихла.

Но нет худа без добра. Пока приходил в себя, троллейбусы пошли чаще. И он сел в относительно пустой, правда, теперь уже опаздывая. Пассажиры сдавливали не так сильно, как металл, но все равно, если бы он был тюбиком пасты, выжали бы до капли. К тому же и тащился караван-сарай, как он сам про себя называл этот вид муниципального транспорта, черт знает до чего медленно, словно тоже боялся поскользнуться. А может, просто троллейбус попался старый, неповоротливый, больной. Задняя дверь тарахтела, как неисправный кран, буксовала, но сомкнуться не могла.

— Не держите дверь. Кто там держит? — в микрофон сердился водитель.

— Никто не держит, езжай давай, — отвечали ему вразнобой несколько голосов.

— Пока дверь не закроете, не поеду, — свирепел водитель.

— Помоги ей, а то грыжу заработает, — пошутил кто-то из глубины.

Мужики дружно начали толкать дверь, створки ее с лязгом распрямились. Троллейбус дернулся.

На следующей остановке повторилась та же история.

— Кто там хулиганит? Ну-ка, уймитесь! — требовал шофер.

— Да кому хулиганить, опаздываем все, — взмолилась женщина в вязаной шапочке, сбившейся набок.

— Прекратите! — не слыша ее, настаивал шофер.

— Заклинило твою дверь!

— Так ведь и будем стоять, — упорствовал шофер.